Фильчаков Владимир
Воюй, пока молодой!
Валентин сбросил с плеч рюкзак с рацией, сел на камень, вздохнул. Какого черта он тащит эту железку? Ну да, она спасла ему жизнь, защитила от душманских пуль. Но эти пули вывели рацию из строя, и никто из отряда не в силах ее починить. Взводный уговаривал бросить эту груду железа, но Валентин наотрез отказался. Из принципа. Военное имущество бросать просто так нельзя. Интендант строго спросит, ему наплевать, что рация была повреждена, а сержант приказал ее выбросить и не валандаться с лишней тяжестью. Мелькнула мысль о спутниковом телефоне, но это непозволительная роскошь для армии.
Валентин оглядел товарищей. Рядом сидит взводный, сержант Рычков. Он хмур и неприветлив, лицо у него грязное, в пороховой сыпи, и отражает мучительный вопрос, куда запропастилась чертова база, уж не поменял ли полк дислокацию. Впрочем, гораздо больше сержанта беспокоит отсутствие табака, от чего он очень страдает. Чуть поодаль расположились Косматый и Борис, о чем-то оживленно переговариваются, но слова долетают до ушей Валентина неразборчивыми. Кажется, заняты любимым разговором о жратве. Косматый размахивает огромной ручищей, что-то втолковывает Борису. Тот улыбается, кривит тонкие губы. Еще в отряде есть Нодик, который совершенно выдохся, потому что последние три километра ему и Борису пришлось тащить носилки с Михаилом. Борис здоровее, ему хоть бы хны. Михаил лежит, прикрыв глаза, лоб его покрылся испариной, и Валентин знает, что это не от жары, а от жара, который одолевает Михаила уже три дня. Все грязны, не мылись две недели и покрылись толстой коркой высохшего пота, смешанного с грязью.
Солнце бьет в глаза, забирается в голову и тихо сводит с ума. Закат не приносит облегчения в этой каменистой горной пустыне, просто жара сменяется духотой, будто кто-то откачивает воздух и злорадно смотрит сверху, как пять человек ползут по тропе, с трудом волоча снаряжение и носилки с раненым товарищем. Когда взводный объявляет привал, все тут же падают на землю, тяжело дыша, вытирая пот с окаменевших лиц и проклиная пустыню, душманов и базу, которую отряд не может найти уже больше недели.
Валентин посмотрел на острые гребни гор, на растрескавшееся от жары белесое небо, вздохнул. В голову пришла мысль, что никакой базы не существует, что они обречены скитаться вечно в этом мире камня, пыли и чужих взглядов через прицел. Он отогнал эту мысль, как навозную муху, норовящую сесть на лицо. В последнее время такие мысли посещают его все чаще.
Сегодня день прошел почти без происшествий. Ну разве можно считать происшествием встречу с оборванным крестьянином, у которого они отобрали две заскорузлые лепешки и флягу с теплой вонючей водой, и которого Рычков пристрелил, так и не добившись от него ни слова по-русски? Что делал здесь, вдали от всякого жилья, этот человек? Следил за ними? Шел в соседний город, до которого не меньше ста километров? Непонятно. Никто не изменился в лице при выстреле, только Косматый проворчал, что тратить патрон на духа не стоило, надо было просто перерезать ему горло. Затем Косматый вытер совершенно голый потный череп грязным носовым платком, сплюнул в пыль сквозь выбитый зуб и отряд медленно двинулся дальше. Только через четверть часа Рычков заявил Косматому, что в следующий раз предоставит ему резать глотку духам. Никто не ответил, и никого не удивило, что командир так долго обдумывал ответ.
Темнеет быстро. Для привала выбрана узкая и длинная площадка, с которой хорошо видно тропу вперед и назад. Если кто-то вздумает пойти по тропе, его сразу заметят часовые. Валентину досталось наблюдать за тылом. Он лег на бок, спиной к скале, прикрыл живот рацией, которая, если уж спасла жизнь один раз, спасет и другой. Клонит в сон, но спать нельзя - от этого может зависеть жизнь. Борис наблюдает авангард, он лежит на животе, положив "Калаш" рядом. Ужина нет - нечего ни сварить, ни зажарить - во флягах давно уже не плескается вода, сухой паек давно исчез в желудках, а от ящериц и змей, которыми они питаются целую неделю, уже тошнит.
- Эй, мужики! - неожиданно говорит Михаил. - А который сейчас год?
Косматый переглянулся с Борисом и Нодей, и они заржали. Сержант удивленно хлопал глазами. Улыбнулся и Валентин. Это ж надо, спросить - который год. Уж не бредит ли парень? Но улыбка вдруг стекла с лица Валентина как жидкая краска. А, действительно, который сейчас год?
- Чего ржете? - хмуро сказал Рычков. Он плюнул на платок и принялся вытирать им широкое лицо, умываясь таким образом. - Не в себе он.
Борис и Нодя перестали смеяться, уставились друг на друга.
- Пагады, зводный, - сказал Нодар. - А, правда, какой, да?
Сержант захлопал глазами в растерянности. Этот простой вопрос поставил его в тупик.
- Ну... это, - сказал он. - Как какой? Одна тысяча девятьсот... Отставить... или две тысячи?..
- Вот-вот, - сказал Михаил. - А говоришь - не в себе.
- Пагады, пагады, - не унимался Нодар. - Это как, если ми не знаем год, то ми не знаем, есть ли база, куда идем?
- Отставить разговорчики! - Сержант опомнился, повысил голос. - База есть! И нас там ждут.
- С хлебом-солью! - сказал Борис, но никто не засмеялся.
Михаил откинулся на сбитую в ком гимнастерку и закрыл глаза. Ему хуже всех. Ему оторвало ногу - напоролся на душманскую мину. Бедро перевязали жгутом, оно жутко разбухло, и Михаил держался только на уколах, которые делал сам себе прямо через ткань штанов. Но лекарства уже кончились, и пополнить запас было негде. Михаил был не жилец, и все прекрасно это понимали.
- Не бросайте меня, братцы! - неожиданно крикнул он и горы вернули его крик слабым откликом.
- Лежи, лежи, - сказал взводный. - Никто тебя никуда не бросит. И не шуми, а то сбегутся духи, тогда держись.
Ночь накрыла площадку душным и пыльным одеялом. Валентин лежал за небольшим камнем, ощущая локтем приклад "Калаша", думал о том, что очень скоро похолодает и придется стучать зубами. Взошла луна, осветила свинцовым светом скалы. И тут камень перед Валентином плюнул ему в лицо крошкой, взвизгнула срикошетившая пуля и донесся звук выстрела. В долю секунды Валентин заметил, что стреляли метров с пятидесяти из расщелины, перекатился правее и выстрелил навскидку, краем глаза замечая, что отряд мгновенно занял оборону, только Михаил остался неподвижен, будто умер. Перестрелка длилась недолго. Очевидно, духов было всего двое, и опытные спецназовцы быстро перестреляли их.
- Борис, Валентин, - скомандовал Рычков. - Подберите оружие.
Таясь и передвигаясь короткими перебежками, держа автоматы наготове, парни поднялись к расщелине, где лежали два душмана. Подобрали автоматы, два подсумка с патронами и четыре гранаты. В добычу вошли также фляжки с водой и полосатый пыльный мешок, в котором обнаружился овечий сыр, несколько плоских как бумага лепешек, кисет с анашой и бурдюк с кислым молоком.
