Бабкин Ярослав Анатольевич
Grim Reaper
Солидного вида джентльмен с окладистой бородой принимал поздравления.
— Ваши достижения, несомненно, имеют большое будущее…
— Это настоящий прорыв в науке. Наступает век электричества, и Ваш вклад в него не будет забыт потомками…
— Надеюсь, Вам удастся отстоять свое право первенства на Ваши потрясающие изобретения в споре с этим заносчивым американером… как его, ах да, Эдисоном. Джентльмен с бородой слегка усмехнулся.
— А я ведь тоже родом с Американского континента.
— Неужели?
— Именно, — он улыбнулся шире, — я родом из Новой Англии.
— А-а, ну так это же владения Его Величества…
— Но все же это еще и Новый Свет, не правда ли?
— Конечно, но что общего у старой доброй Британии и ее заморских колоний с этими самонадеянными американерами? Они определенно не джентльмены…
— А вот, кстати говоря, один из них, — бородач указал рукой на подходившего человека одетого чуть более ярко и крикливо, нежели это было принято в европейском обществе.
— Приветствую Вас в Париже, минхеер ван-Блоом. «Не джентльмен» чинно поклонился.
— И я Вас тоже, мой друг. Рад, что Вы выбрались на эту выставку, иначе нам бы так и не довелось встретиться, в Лондон мне никак не попасть в ближайшее время. Он оглядел расставленные рядом механизмы.
— А ты все тот же… Послушай дельного совета, бросай эту химию и электричество, и изобрети что-нибудь такое, что люди смогут использовать для взаимного смертоубийства. Гарантирую, вот тогда твое имя точно останется в веках, не говоря уже про золотые горы, что ты заработаешь. Слава и деньги делаются на крови. Длина в ряде случаев имеет значение. В частности длина свечи. Обычной восковой свечи, поставленной в бронзовый подсвечник на дубовый, накрытый кружевной скатертью, стол… Если она длинна, то будет гореть почти до самого утра, если же коротка, то выгорит еще до полуночи. А когда она погаснет, чинно сидящие на противоположных концах стола юноша и девушка встанут и разойдутся, а их родители примут, пожалуй, самое главное в судьбе своих детей решение. Если это случалось до полуночи, то решение, почти всегда бывало отрицательным, если же решать приходилось к утру, то это означало, что свадьба уже не за горами. По старому обычаю свечу выбирала девушка. Изабель Линссен предпочла, чтобы свеча была длинной…
Семьи ван-Вейденов и Линссенов чтили традиции. Их предки приехали в Новый Свет в числе первых поселенцев, они были в числе основателей Нового Амстердама, защищали его от англичан в 1726 году, а один из ван-Вейденов, согласно семейным преданиям, даже участвовал в разгроме колонны британского генерала Бреддока на лесной речушке Мононгахела в 1758. И это обязывало. Грохот распахнутой двери заставил старшее поколение обернуться. Молодых людей отвлечь друг от друга было сложнее. Обычай запрещал им обходить свечу, но не запрещал смотреть и разговаривать. Возмутителем спокойствия, с таким шумом ворвавшимся в комнату, был двоюродный племянник Изабель — Карл.
— Независимость! — выкрикнул он прежде, чем отцы семейств Гендрик ван-Вейден и Мориц Линссен успели выразить свое возмущение его недостойным поведением. Теперь уже и Изабель удивленно повернулась к Карлу.
— Что?! В принципе девушке не полагалось задавать вопросы, опережая мужчин, да еще и старших, но сейчас всем было не до подобных мелочей.
— Мы… объявили… независимость… — задыхаясь от быстрого бега, и размахивая листом бумаги, произнес юноша, — только что… вечерняя газета… Витмолен был не самым значимым местом в окрестностях Торонто, и появление вечерних газет ближе к полуночи было здесь вполне обычным. О традициях немедленно было забыто. Все вскочили и бросились к принесенной газете. Младший ван-Вейден, Корнелиус, незамедлительно воспользовался случаем обойти свечу на столе, и оказаться к Изабель куда ближе, чем предписывал обычай.
— Что же теперь будет? — вопрос был произнесен матерью Изабель, но интересовал всех.
— Видимо война, король никогда не согласится…
— А кто его спросит, — Мориц Линссен был категоричен, — это наша земля и какому-то королю в Европе не должно быть дела до того, как мы здесь живем.
— Но он считает себя нашим монархом!
— Мало ли что он считает, мы сами способны решать за себя, и нечего этим европейцам вмешиваться в наши дела.
— Тут еще написано, что ополчение бывшего вице-королевства Новых Нидерландов и Канады преобразовывается в армию Соединенных Провинций и объявляется дополнительный призыв добровольцев…
— Тевтонцы не будут воевать, что они тут забыли, правда же?!
— Кто их знает, европейцев… Но вот виргинцы могут.
— Почему?
— Потому что они по природе своей люди пакостные и не упустят сделать нам какую-нибудь гадость…
— Конечно, смотрите, что они творят в Калифорнии.
— Калифорния была частью их страны.
— И что? Калифорнийцы честно проголосовали за независимость. Какое право виргинцы и техасцы имели с ними воевать?
— Такое же, как тевтонцы с нами… К этому моменту отцы семейств уже восстановили самообладание и принялись наводить порядок.
— Корнелиус, ты где стоишь, охальник! А ну отойди за свечу. Изабель порядочная девушка…
— Изабель, немедленно вернись за стол, что люди подумают… Девушка ехала по берегу озера бок о бок с Корнелиусом. Изабель уже два дня как официально именовалась фрау ван-Вейден, и теперь имела полное право выезжать на верховые прогулки с законным мужем.
— Ты уверен, что это так необходимо? Корнелиус лишь вздохнул…
— Я понимаю, что твой долг защищать нашу страну, но может быть… — она замялась, — как-нибудь попозже? Хотя бы через несколько месяцев?
— Я сам бы этого очень хотел… — Корнелиус вздохнул снова, — но как я могу смотреть в глаза людям, если откажусь? Изабель больше всего хотелось сказать, что ей совершенно все равно, что скажут люди, но, увы… в маленьком провинциальном городке это никому не было все равно. И она понимала, что даже если она это скажет, слова уже ничего не изменят. Республика была провозглашена, и кому-то требовалось ее защищать.
— Я должен быть в полку через три дня, — его голос звучал тускло и бесстрастно. Некоторое время они ехали молча.
— Наверное, нам стоит возвращаться, полдень уже миновал, — наконец прервала затянувшуюся тишину Изабель.
Они отвернули от берега и поехали по промытой в обрыве небольшим ручьем ложбине. Лучи мартовского солнца пробивались сквозь переплетение голых ветвей и их тени рисовали на тропе причудливый узор, местами оттененный белыми пятнами не успевшего растаять снега.
