— Да, — с облегчением ответил я.
— Приезжай. Только быстро. Что-то странное творится.
— Правда? Я тоже заметил, — ядовито сказал я, вставая со скамейки.
С транспортом мне сегодня везло. Я добрался до Коти минут через сорок. Позвонил в дверь.
Котя открыл не сразу. И уставился на меня с нескрываемым любопытством.
— Котя, это я, Кирилл, — сказал я. — Помнишь? Мы вчера…
— Квасили… — пробормотал Котя. — Пока помню. Входи.
И все-таки таращился он на меня нехорошо. Не как на чужого, но как на очень, очень странного знакомого.
— Так ты помнишь? — уточнил я. — Происходит какая-то чертовщина. Стал звонить знакомым…
— Пошли к компу, — сказал Котя. — Прочитай, что там написано.
Я послушно прошел к компьютеру. На экране был открыт какой-то текст. Я вопросительно посмотрел на Котю.
— Читай с самого начала, — велел он, плюхаясь на диван.
Пролистав текст к началу, я послушно начал читать.
«Индивидуальная тренировка.
Семен Макарович, сорокалетний учитель физкультуры, внимательно смотрел на не по годам развитых восьмиклассниц, занимающихся в школьном спортзале. К нему подошла Юля и сказала:
— Никак у меня не получается сесть в шпагат.
— Значит, будет у тебя «тройка» в четверти, — ответил Семен Макарович. — Гибкости у тебя не хватает.
Юля, признанная школьная отличница, побледнела.
— Только не «тройка», Семен Макарович! Неужели ничего нельзя сделать?
— Почему же? Можно. Зайди ко мне после занятий. Проведем с тобой индивидуальную тренировку по развитию гибкости…»
Я посмотрел на Котю. Тот поморщился:
— Это я халтурку одну делал, когда ты позвонил… дальше читай.
Занимательная история сорокалетнего учителя и негибкой отличницы и в самом деле оборвалась. Так мне и не удалось узнать, какими методами старый нимфоман собирался развивать и без того не по годам развитую школьницу. Зато дальнейший текст касался уже напрямую меня.
«Только что мне позвонил старый приятель Кирилл Максимов. Странное дело — я его не узнал. А ведь накануне мы с ним просидели весь вечер за бутылочкой коньяка…»
— За двумя, — уточнил я.
«Только когда он начал это напоминать, я его вспомнил. И вспомнил как-то странно. Вроде бы вчерашний день весь помню. И как работал, помню. И как выпивал с кем-то вечером — тоже. А вот с кем — совершенно из головы вылетело, пока Кирилл не позвонил. И лицо его с трудом вспомнил. И вообще — все, что с ним связано, в голове путается. Тут помню, а тут не помню».
— Слишком много «помню», — сказал я. — За стилем не следишь, литератор.
— Мне не до стиля было, — огрызнулся Котя. — Читай…
Далее Котя довольно подробно описал нашу вчерашнюю беседу и мои злоключения. Прерывался текст на фразе: «И у меня сильное подозрение, что если бы Кирилл позвонил на полчаса позже и я не успел записать этот текст, то я бы его уже не узнал».
Я вздохнул и повернулся вместе с креслом к Коте.
— Пока о тебе думаю, — уныло сказал Котя, — вроде бы все нормально. Помню и тебя, и все, что с тобой связано. А вот стоит отвлечься… Я отошел, кофе себе сделал. Вернулся, собирался продолжать про учителя физкультуры. Смотрю — на экране какой-то левый текст! Стал читать. Снова вспомнил. Но… как в тумане все.
— Котя, что происходит? — спросил я.
— Ты сам все помнишь? — с надеждой спросил он.
— Все. Это меня забывают. Родители вроде бы помнят, Анька… еще несколько девчонок…
— Те, с кем у тебя наиболее крепкий эмоциональный контакт, — заключил Котя.
— В смысле?
— Те, кто тебя постоянно вспоминает. Это не дает им тебя забыть… ну, быстро, во всяком случае. Мы ведь все постоянно всё забываем. Это нормально. Если информация лишняя, если не используется, то мозг ее стирает… ну или откладывает куда-то в долгий ящик. У меня на компьютере такая же система стоит, периодически спрашивает: «Вы этой программой не пользовались уже полгода, она вам нужна или ее можно стереть?» Так что все нормально… только слишком быстро происходит. Будто у тебя склероз.
— При чем тут я? Я все помню. Склероз у моих друзей.
— Такого не бывает… — мрачно сказал Котя. — Слушай, Кирилл, ты хороший человек, очень мне симпатичен, но только я не собираюсь о тебе постоянно вспоминать. Ты это учти! А если вспоминать не буду — то забуду начисто. И никакие записки не помогут.
— Я от тебя подвигов не требую, — пробормотал я. — Хочешь — сотру твои писульки и уйду?
Котя некоторое время размышлял. Скорее всего чтобы потрепать мне нервы.
— Нет, погоди. Мне интересно. Ты сегодня чем занимался?
— Обошел толпу бюрократов… — начал перечислять я. Котя внимательно слушал, кивал. Потом спросил:
— В церковь не пробовал сходить?
Я вытаращил глаза. Котя воинствующим атеистом не был, но и в Бога не верил.
— Ты чего?
— А чего? Я не атеист, я агностик. А любой агностик теоретически допускает существование высших сил. Раз уж пошла такая мистика…
— Нет, не ходил. Так… сам помолился… — с легкой стыдливостью признался я.
— Надо сходить, — решил Котя.
— Точно?
— Точно. Потому что больше я никаких выходов для тебя не вижу.
Мы помолчали.
— Котя, мне нужна помощь, — сказал я наконец. — Может, и впрямь — мистика? У тебя нет знакомых экстрасенсов?
— Откуда?
— Ну… ты же сам, когда «не о», пишешь о всякой чертовщине… Общаешься…
— Чего? Да я с такими же охламонами и общаюсь! Ты думаешь, я хожу по шарлатанам-экстрасенсам, а потом о них пишу? Ты еще предположи, что я с овчарками трахаюсь, а потом это описываю… Все из головы, Кирилл! Все это гонево на потребу публики! Нет никаких настоящих экстрасенсов… ну или я их не знаю…
— Тогда мне и впрямь только в церковь осталось пойти, — сказал я.
— Подожди. Знаю я, к кому пойдем.
Я вопросительно посмотрел на Котю.
— К Дмитрию Мельникову. А? Хорошо я придумал?
— А ты что, с ним знаком? — удивился я.
— О! И тебя склероз коснулся, — захихикал Котя. — Знаком. Не то чтобы очень, но Мельников — мужик внятный, компанейский. Только надо будет с коньяком прийти.
Дмитрий Мельников был человеком редкой профессии. Вот уже лет двадцать он работал писателем-фантастом и, видимо, на этом поприще преуспевал. Во всяком случае, жил знаток инопланетных чудовищ и отечественных вампиров в новом высотном доме на Кутузовском, с чистым подъездом и бравым дедком-вахтером, судя по выправке и въедливому взгляду, служившим раньше охранником в лагерях.
