И я задумался.
Ладно, рассуждал я, пускай я в тюрьме. Андерсону удалось засадить меня сюда, не соблюдя надлежащей процедуры. Дебора меня бросила. Мой судом назначенный адвокат оказался взмыленным и незамотивированным сопляком. Но разве это конец света? Разумеется, нет. У меня по-прежнему есть я, а с таким ценным ресурсом можно многое свершить. От этой мысли мне стало чуточку лучше, хоть я и не придумал, как вытащить самого себя из «СИИТГН». Ничего, я еще поразмышляю и рано или поздно придумаю какой-нибудь дьявольски умный план.
Однако, как бы я ни гнал своего церебрального скакуна (свой мозг), в следующие несколько дней я так ничего и не придумал. Заполучи я улики с места преступления – подготовил бы убедительные доказательства своей невиновности. Давать показания в суде – значительная часть моей работы, и нелегкий опыт научил меня оживлять сухие факты перед судьей и присяжными. Обычно это весело – всего-то приукрашиваешь правду. С годами я приноровился управлять сомнительными доказательствами, и теперь, с моей легкой руки, в суде они запевают в унисон. Разумеется, вполне вероятно, что Андерсон и сам уже изрядно повозился с уликами. Но также вероятно, что он что-то пропустил, не замел следов – и с моей помощью угодит в собственные сети. Как бы то ни было, одно я знал наверняка: уж я-то точно найду зацепку – вернуться бы в свою лабораторию…
Если лаборатория, конечно, все еще моя. Об этом я тоже как-то не задумывался. Меня уволили? отстранили? временно позабыли – или что? Я не знал, но это могло существенно все изменить.
По крайней мере у меня есть Винс Масука – самый ближайший мой друг, если можно так выразиться. Он все еще работает в участке и, вероятно, не откажет мне в помощи. Я задумался и вдруг понял, что на удивление мало о нем знаю, учитывая, что мы столько лет работали рука об руку.
Я знал, где Масука живет, потому что мой мальчишник он закатил у себя в домике. Я знал, что на Хэллоуин он каждый год надевает костюм Кармен Миранды[9]. Я знал, что он любит ходить по клубам, потому как он постоянно звал меня с собой, – а я всегда отнекивался, прикрываясь неотложными семейными делами. Я знал, что смех у него так же фальшив, как и у меня, но и в половину не так убедителен. Именно поэтому мне всегда спокойно с Винсом: кажется, он, как и я, не может вписаться в этот мир.
Но что, помимо этого, я действительно знаю о Винсе Масуке? Кажется, немного, если разложить все по полкам; бесполезные факты, которые с таким же успехом можно прочитать в газете, – и это мой ближайший друг. Интересно, у людей тоже так? Знают ли они друг друга в самом деле, как бы ни были «близки»? Кажется, это невозможно.
Пустая трата времени. Не важно, как хорошо я знаю Винса, важно лишь одно: поможет он мне или нет. А Винс обязан мне помочь, ведь он – моя последняя надежда. Формально он мой друг, а когда семья столь драматично бросает в беде – на помощь приходят друзья. Мой друг Винс мне поможет.
Тогда я стал соображать, как бы передать ему послание. Андерсон наверняка хищно следит за каждым моим звонком, поэтому в открытую просить Винса о помощи я не мог. Андерсон тут же прихлопнет нашу затею, а если и нет, то узнает о моих планах и помешает исподтишка. Андерсон, помимо прочих, имеет одно прекрасное качество: он задира, а потому надавит на Винса изо всех сил и всем своим весом – да так, что бедняжка Винс сломается. Поэтому я должен был не только поговорить с Винсом, но и сбить Андерсона с толку…
Не люблю хвастаться, но подтверждений тому море и будет ложью не признать, что я чертовски умен. Это, разумеется, не моя заслуга – я таким родился.
Придумать послание, которое Винс поймет, а Андерсон нет, – должно быть для меня как дважды два четыре. Я с уверенностью об этом задумался, зная, что какая-нибудь гениальная и коварная идея вот-вот придет мне в голову. Двух минут должно было преспокойно хватить.
Но прошел день, а идей так и не прибавилось. Возможно, виной тому кормежка в «СИИТГН»: какой бы питательной и полезной она ни была, в ней не доставало рыбы, которая помогла бы мозгу работать быстрее.
После сытного обеда я все так же сидел без единой мысли в голове; тут в очередной раз заскрежетали петли железной двери. Дверь открылась, и Лазло гаркнул:
– Адвокат пришел.
Наверное, мне показалось, но в этот раз в словах его скользили нотки уважения. Я поплелся в коридор и вскоре оказался перед большим толстым стеклом, ожидая встретиться с растяпой Берни и его удивительными летающими бумагами; тут я встал как вкопанный. Никакого Берни за стеклом не было. На его месте сидел другой мужчина.
Я никогда не видел таких, как он, вживую – только в кино. Все в этом незнакомце излучало уверенность, спокойствие, влиятельность и богатство. Он был полной противоположностью Берни: не зеленый, а загорелый, не взмыленный, измученный или тревожный, а уверенный и расслабленный; и по сравнению с его костюмом тот мешок, что носил Берни, язык не поворачивался назвать костюмом.
Костюм на незнакомце точно жил собственной жизнью. Он уверенно и оживленно поблескивал и был столь же холеным, сколь его хозяин. Сшить такой костюм на продажу богачам – мечта любого честолюбивого портного.
Почувствовав руку Лазло у себя на плече, я оглянулся и вопросительно на него посмотрел. Тот лишь качнул головой и подтолкнул меня к окну. Я сел, почти уверенный, что все это какое-то глупое недоразумение, но решил остаться и развлечься смеха ради. Я поглядел на мужчину за стеклом, тот кивнул и одарил меня короткой дежурной улыбкой. В руках у него была роскошная папка из итальянской кожи, полная аккуратно разложенных бумаг. Незнакомец поднял трубку и, показав ее мне, изогнул бровь.
Я поднял трубку на своем конце.
– Мистер Морган, – сказал он быстро, даже не заглянув в бумаги.
Наверное, не хотел запачкать кожаную папку.
– Да. В смысле, это я, но…
Незнакомец снова кивнул и улыбнулся мне с деланым дружелюбием – таким же притворным и расчетливым, как и мое собственное.
– Я Фрэнк Кронауэр.
Я моргнул. Это имя встречалось мне в газетах, и только в них. Если его и произносят вслух, то с благоговейным шепотом. Звездный адвокат Фрэнк Кронауэр в очередной раз вытащил из тюрьмы какого-нибудь отпетого преступника, попивая шампанское у себя на яхте. Разумеется, бесчеловечный негодяй был виновен, но ведь в суде его представлял сам Фрэнк Кронауэр! Убийцы и мафиози из картеля ликуют при виде его, ведь стоит Кронауэру только открыть рот, как оковы их бремени рассыпаются в прах.
На судебном заседании он как бейсболист, один за другим выбивающий мячи за пределы поля: каждый удар отправляет заключенного на свободу.
