– Ты считаешь, что я поступала неправильно?
– Дихана, – покачал головой генерал, – один воздушный корабль, который ты продала моим мангустам, стоит всех неприятностей, которые ты причинила. – Он остановился. – Ты ведь знаешь, что мы с Элайджей во многом не соглашались?
– Нет, – вздохнула Дихана. – Было бы здорово как-нибудь об этом послушать. – Хайдан опустился на каменную скамью, Дихана уселась рядом и сложила руки на коленях. – Ты бросил меня, как и советники. Только ты по крайней мере не прятался. – Хайдан продолжал собирать с людей-мангустов военные налоги, покупать в городе оружие и слать телеграммы оттуда, где скрывался в джунглях. Советники же просто исчезли. – Мне пришлось одной справляться с лоа…
– Справляться? Ты лишила их всякой возможности направлять горожан. Вместо того чтобы держать их рядом, ты их оттолкнула. Теперь они действуют из глубокой тьмы, в которой ты слепа.
– Они лгали моему отцу, Хайдан. – У нее было полное право противиться попыткам лоа манипулировать ею и заставить отказаться от строительства воздушных судов, а также прекратить финансирование рыболовного флота и не позволять строить деревни вдоль железных дорог. Лоа предпочитали сохранять все в неизменном состоянии.
– Ты думаешь, он этого не знал? Девочка…
– Я не девочка, генерал-мангуст. – Дихана бросила на него яростный взгляд. Хайдан потер нос и уставился в землю. – Лоа обещали ему вещи, которые не в их власти было осуществить. Они были бессильны… А своими обещаниями они его связывали.
– Я знаю, Дихана. – Хайдан с кряхтением встал. – Я достаточно часто ему об этом говорил. Однако Элайджа твердил, что использование старой технологии металла обрекает нас, как обрекало предков. Он настаивал на том, что единственная надежда выжить – это воспринять биологические знания лоа. Мы должны были выращивать оружие, а не выковывать из металла.
– Я все изменила. – Дихана создала общество исследователей, людей, которые производили раскопки, изучали прошлое и находили утраченное. – И это не было ошибкой. Теперь у нас лучшие ружья, лучшие аэростаты, паровые двигатели – и не лоа за это нужно благодарить.
– Я знаю. Я предлагал твоему отцу что-то вроде того, что ты делаешь сейчас. – Хайдан взял Дихану за руку, и она тоже встала. – Хоть я и был ближайшим сподвижником Элайджи, он никогда со мной в этом не соглашался.
– Ближайший сподвижник отца… – Дихана закрыла глаза. – Как вышло, что ты не стал моим сподвижником?
– Поверь, Дихана, ты прекрасно справилась. Я должен был присматривать за людьми-мангустами, должен был заботиться о том, чтобы мы были сильны и ацтеки не могли пересечь Проклятые горы. Я не мог заниматься еще и городом. Я не мог быть рядом с тобой, как был рядом с твоим отцом. До сих пор.
– А теперь?
Хайдан обнял Дихану за плечи и развернул, указывая на небо и Веретено.
– Оно меняется, Дихана. Говорил тебе отец об этом? О том, что это значит?
– Да. – Дихана посмотрела на траву. Отец когда-то привел ее на эту же лужайку и рассказал о Веретене. – Два ракетных двигателя, расположенных по бокам, остановились. Этого еще никто не может увидеть невооруженным глазом. – Когда Элайджа привел сюда юную Дихану, он объяснил ей, что никто больше в Нанагаде не понимает вещей, связанных со звездами, что все знания были утрачены и возродить науку он не смог. Да и лоа не советовали.
Однако он настаивал на том, чтобы Дихана поняла, что собой представляет Веретено. Это была не просто красивая игрушка в небе, говорил он. Веретено – дверь в Нанагаду из всех других миров, как гласила легенда.
– Элайджа говорил мне, что, если Веретено когда-нибудь исчезнет, на нас обрушится ад, – сказал Хайдан. – Он говорил, ацтеки верят, будто через Веретено, когда оно «стабилизируется», приходят боги.
Дихана кивнула.
– Мне он тоже это говорил. – Именно поэтому она и поощряла исследователей рассматривать Веретено в телескопы.
– Я готовлю всех людей-мангустов к сражениям.
– Я увеличила число стражников.
Хайдан оглядел сад, сама же Дихана вглядывалась в кусты гибискуса и отбрасываемые ими тени, которые, казалось, скрывали какую-то опасность, так что ей захотелось уйти в здание.
– Я собираюсь остаться в городе. – Хайдан прошел вместе с ней к дверям. – Нам всем нужно работать вместе. Нужно понять, что затеяли ацтеки, какую гадость они замышляют.
– Я приказала увеличить производство, – сказала Дихана. – Воздушные суда, более мощные пушки… с тех пор, как заметила угрозу.
Хайдан быстро пожал ей руку, и Дихана вспомнила, как он подбрасывал ее в воздух, когда она была маленькой.
– Мне следовало прийти и поговорить с тобой раньше.
– Да, – сказала Дихана.
– Может быть, нам понадобятся и советники. Нужно постараться понять, что у них есть такого, чем хотят завладеть ацтеки.
– Нам в городе нужно иметь больше твоих воинов. Если ты не можешь связаться с перевалом Мафоли, возможно, это означает, что ацтеки как раз сейчас начали вторжение.
– Я знаю, – пробормотал Хайдан. – Поверь, я знаю. Когда они дошли до лестницы, Дихана спросила:
– Ты обеспокоен?
Хайдан постучал сапогом по камню.
– Жутко нервничаю. Происходит что-то опасное. Я это нутром чую. Ну, по крайней мере мы теперь не будем мешать друг другу. – Он вздохнул. – Мне многое нужно организовать – перевести сюда штаб, позаботиться о получении данных разведки из джунглей, но я буду поддерживать связь. Хорошо?
– О'кей.
– И еще, Дихана… – Да?
– Ты знаешь меня достаточно давно, чтобы называть Эдвардом. – С этими словами он повернулся и двинулся к воротам.
– Ты еще не вернул себе такое право, – ответила Дихана, но он был уже слишком далеко, чтобы услышать.
Джерому не удавалось уснуть, так что Шанта присела у его постели.
– Сказку? Рассказать тебе сказку? – Она улыбнулась.
Джон на цыпочках ушел в темную кухню и сделал себе сандвич.
– Ну ладно, – сказала Шанта. – Я расскажу тебе, что слышала, а так оно было или нет – мне неизвестно. – Голос ее сделался тише, а акцент более заметным. Говор жителей Брангстана был напевным и менялся в зависимости оттого, с кем говорил и что чувствовал говорящий. Акцент Джона был другим. Местные называли его северным, но это было не так. Даже на крайнем севере, в Кэпитол-сити, люди разговаривали так же, как в Брангстане, разве что немного помягче, а выговор Джона был таким, словно он вырос совсем в другом месте. Впрочем, чем дольше Джон жил с Шантой, тем более сходным с ее произношением делался его акцент, особенно когда он не следил за собой и не старался говорить, как местные жители.
