Пауза.
— Я не верю, — вновь заговорила Ирочка. — Не может не быть исключений для такого закона. А мама говорит мне: попробуй, найди гнездо кукушки.
Она посмотрела на меня, и я зачем-то торопливо полез наружу, выпуская её.
Она выскользнула из машины удивительно легко, и крылья ей ничуть не мешали.
Вслед за мной на дорогу как-то неуклюже — наверное, по контрасту с Ирочкой — вылезли остальные члены нашего славного экипажа. Постояли, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Ладно, — вновь подала голос наша провожатая, — как говорят, долгие проводы — лишние слёзы. Спасибо вам за всё. Дорогу найдёте?
Слова эти разрушили немую сцену. Нестройно пробормотав слова прощания, наш славный экипаж вновь занял свои места, согласно штатному расписанию.
— Рома, давай! — Михалыч высунулся из полуоткрытой дверцы.
— Езжайте!
Михалыч понял. Захлопнул дверцу, и видно было, как что-то вполголоса сказал Эдику. Мотор завёлся, УАЗ плавно покатился, отъехал метров на полсотни и встал.
Я вновь смотрел на Ирочку. Сияние глаз. И лёгкое прикосновение губ — чуть щекотное, будто пёрышком. Как забудешь?
— А зачем забывать?
Улыбка грустная, и в огромных, всепонимающих глазах тоже плавает грусть. Как она не похожа сейчас на ту, утреннюю, смешливо фыркающую над стаканом молока. Уже не Ирочка — оперативный сотрудник Иолла, межзвёздный агент.
Она уже стояла рядом, и я вдруг почему-то встал на колени. Теперь её глаза были как раз напротив моих.
— Правда, так удобнее, — улыбнулась Ирочка. Мою шею обвили горячие ручки с недетски твёрдыми, настойчивыми пальцами. Сияющие глаза заняли всё моё поле зрения, и я ощутил на своих губах горячий, чуть не до крови, поцелуй. Ничего похожего на пёрышко.
— Извини, не вышло, — вновь улыбнулась она.
А я небритый, колючий. Вот интересно, возможны ли межпланетные браки? Господи, что за чушь лезет в голову, ведь она всё слышит!
Ну и пусть слышит. Ответь! Ответь же!
Она улыбается чуть виновато.
— Но ты-то веришь, что я найду гнездо кукушки?
Верю ли я? Да! Да! Ты найдёшь, я знаю!
— Спасибо…
Вновь поцелуй — долгий, тягучий. Как ей это удаётся? Ведь у неё такие маленькие губки!
Она смеётся. Отходит от меня. Шаг, второй, третий. Вот уже целых шесть шагов.
— Ты хотел видеть, как это делается. Смотри!
Она поворачивается ко мне спиной. С лёгким шелестом распахиваются огромные крылья. По перьям пробегает волна света, всё изображение вдруг начинает будто кипеть, пузыриться. Ещё миг, и вместо Ирочки дрожит знойное марево. Затем мощный вздох, меня обдаёт ветром — всё. Пусто.
— Прощай… — шепчу я.
— До свидания! — доносится с высоты.
До свидания? Ну конечно, до свидания! Какой я всё-таки олух! До свидания!
— Рома!.. — Михалыч снова открыл дверцу.
Я повернулся и побежал. Дома меня ждала куча дел, и ещё придётся разбираться с начальством на предмет прогула.
Но я твёрдо знаю одно — наплевать мне на все психоблокады.
Я тоже найду своё гнездо кукушки.
Ночь на дворе. Тёплая июльская ночь. Таких роскошных ночей в нашей средней полосе — раз-два и обчёлся.
Я сидел у настежь распахнутого окна и глядел на переливающуюся огнями ночную Москву. Свет включать не хотелось.
Вот уже полтора месяца, как я вернулся с той рыбалки. Всё уладилось, круговерть повседневных дел завихрила и понесла. Но ночами всё всплывало.
Сияющая, затягивающая бездна глаз. И лёгкое прикосновение маленьких губ. Как пёрышком.
Нет, не так. Твёрдые, настойчивые пальчики. И поцелуй — чуть не до крови.
До свидания…
Первое время я пробовал бороться. Хватит! Мир вокруг прекрасен и удивителен, лето на дворе, девушки в сарафанах и мини-юбках. Надо жить, вот что.
Но каждую ночь повторялось одно и то же. Сияющая, затягивающая бездна лазурных глаз. И лёгкий, как пёрышко, поцелуй. И твёрдые, настойчивые пальчики.
Я пробовал разозлиться. Колдунья, воспользовавшаяся своей способностью к гипнозу, сгубила добра молодца на корню. Инопланетный агент, вот она кто. Умный, натасканный агент. Безжалостный и беспощадный.
И понимал уже всю тщету своих жалких усилий. Перед глазами стояла тоненькая девчонка, даже ещё не подросток. Только с крыльями.
Злобный инопланетный агент, смешливо фыркающий поверх стакана с молоком. Катающаяся верхом на старом леснике, покуда оба не валятся от хохота. И потемневшие от незаслуженной обиды глаза, закушенная нижняя губка: «Да как вы все могли такое подумать!!!»
Июль уже перевалил за середину, когда я понял — моё дело дрянь. Я ещё как-то справлялся со своими служебными обязанностями, но дома всё валилось из рук. Я уже не помышлял о плотских удовольствиях. Может быть, будь я человеком семейным, или даже имей я постоянную добрую подругу, я бы выкарабкался. Но я в свои двадцать пять был человеком одиноким — так сложилось. И шансов вылезти у меня не было.
Воздух понемногу свежел, ночь перевалила за середину. Как выбираться?
И вдруг я понял совершенно отчётливо — не хочу. Не хочу выбираться. Не хочу ничего забывать. Это моё — счастье или несчастье, но моё.
Ладно. Как говаривал мой отец, главное — ввязаться, а дальше покажет бой.
Хорошо, что с понедельника у меня отпуск. Гора никогда не идёт к Магомету, и пора уже Магомету привыкнуть.
До скорого свидания, Ирочка!
* * *
С тех пор, как наш славный экипаж покинул заколдованный лес, никто ни словом не обмолвился о невероятном происшествии. Я пытался, прямо и вскользь — бесполезно. Не проходили даже туманные, отдалённые намёки. Доктор Маша знала своё дело.
Ради спортивного интереса я пробовал записать свои мемуары. Всё как по нотам — рука выводила непонятные каракули, достойные дауна среднего уровня развития. Левая рука, которой я в своё время тоже научился писать, не отставала от правой.
Я даже попробовал отпечатать текст на компьютере — вдруг хоть какая-то лазейка осталась? Пальцы бойко колотили по клавишам, но когда я попробовал просмотреть текст, мне стало нехорошо. «Ахыр аыаи», и так далее. И только одно слово в тексте имело смысл — Иолла.
Вероятно, мои друзья испытывали те же проблемы с мемуарами. Я не знал.
Не вспоминалась и дорога к затерянному в гуще леса старому скиту. Но всё остальное запомнилось намертво.
Подумаешь, потеря — дорога. Найдём!
* * *
— …Простите, могу я видеть Геннадия Александровича?
Секретарша оторвала свой взор от текста на экране компьютера и спросила так, как это умеют секретарши: вежливо, но с еле заметным холодком, должным обозначать дистанцию между людьми, облечёнными полномочиями, и людьми простыми.
