Только будет это, значит, страшным провалом. Вся работа за многие годы коту под хвост. Как Уэф повторять-то любит, мы сюда не воевать прибыли, а как раз наоборот.
— … А вот это, парень, вопрос из вопросов. На него тебе не только я, значит, никто толком не ответит — ни Уэф, ни даже Маша, а это, между прочим, прямая её специальность. Она ведь и есть ксенобиолог, Маша-то, а доктор — это по совместительству, кому, как не ей. Так вот, говорит она, Маша то есть, мне однажды, и вроде как со страхом даже — живу, говорит, Иваныч, я на свете уже вторую сотню лет, и чуть не с детства занимаюсь этой ксенобиологией, а взять в толк не могу — как из разных существ, предками у одних обезьяны, а у других твари летающие, навроде наших земных летучих лисиц, слыхал о таких? Да, из разных тварей получились вполне даже сходные существа. Весь генотип, говорит, чуть не наизусть помню у тех и других, а понять не могу. Вот Аня и Кио, те толкуют что-то о единых для всего сущего законах красоты. Ха, бывало, толкнёшь вопрос этот за столом, когда все соберутся, зимой в пургу, к примеру — всё! Можешь смело уходить, никто и не заметит. Спор до утра.
— … Вот чего они терпеть не могут, так это подлецов всяких и злыдней. Злобы ну совершенно не переносят. И здесь-то они зачем, как мыслишь? Да нет, обратно не понял ты, или я опять не так излагаю. Не затем, чтобы этот самый технический прогресс двигать. Цель ихняя — искоренить злобу и подлость всякую на Земле, навсегда и окончательно. Как Уэф мне разъяснял опять же, свободные и счастливые люди сами дойдут до всего, и гораздо быстрее, чем ежели им всякие железяки-компьютеры исподтишка подсовывать. И скажу тебе по секрету, парень — вот вам троим надо бы здорово над собой потрудиться, труху ненужную из души повытрясти. Михалыч ваш не в счёт, у него-то как раз всё в порядке, он мухи не обидит, даром что трупорез.
— … Всё, ребята, конец вопросам. Чую, Маша вас сейчас позовёт, на процедуру, стало быть. Нет худа без добра — заодно и починитесь. Да, Маша, она к работе относится серьёзно, без ремонту вас не выпустит. А что, могут и зубы вырасти. Ха, жалко, лысых среди вас нету, вот бы диво, как через неделю-то в парикмахерскую заявились, хоть хлопцем кучерявым, хоть жгучим брюнетом — на выбор. Да нет, пожалуй, не станет она так-то, заметно уж больно. Но все внутренности в норму приведёт, это уж точно. Потом покормлю вас обедом — и до свидания. Ну, провожу до выезда. Хотя нет, Ирка и проводит, она же сегодня выходная, как пострадавшая. Да и обратно тоже — то ли ей лететь, то ли мне, старому, ногами топать. А дома соврёте, мол, машина сломалась. Ну, не мне вас учить. Выкрутитесь!
А на ваше спасибо наше пожалуйста. Ладно, скажу прямо. Вот твой, значит, допрос с пристрастием я выдюжил потому только, что повели вы себя как люди. Сами, значит, задавили, дак сами же и спасли. И героями себя не числите. Недаром Ирка-то в вас сразу души светлые под хламом всяким углядела. У них, у ангелов, на это дело глаз намётанный, почитай, врождённое чувство.
А вот и Маша. Что, пора? Ну ясно, по одному. Давайте вперёд, кто смелый!
* * *
Наш УАЗик резво катил по глухой лесной дороге. На заднем сидении, между мной и Михалычем, сидела Ирочка. Мы предлагали ей сесть впереди, но она отказалась.
Сказать по правде, на душе у меня было муторно. И я уже знал, почему.
УАЗ быстро съедал и без того недлинную дорогу. Ещё пара километров, и мы расстанемся.
Доктор Маша (я уже называл её только так) немного виновато объяснила нам, что, к сожалению, дорогу сюда мы все разом забудем, как только покинем лес. Психоблокада, или как там. Мы не обижались. Надо так надо.
Михалыч выглядел бодрее других. Он оказался в наибольшем выигрыше — доктор Маша играючи расправилась с его застарелым полиартритом и кучей других болячек. Но почему-то и он не выказывал особой радости.
Ирочка сидела притихшая, глядя в пол. Очень жаль, мне так хочется ещё хоть раз посмотреть в эти её удивительные глаза.
Она тут же подняла глаза и прямо взглянула на меня. Глаза в глаза. И нет у меня сил оторваться.
— А это правда, что кукушки никогда не строят гнёзд? — вдруг спросила она.
— Правда… — растерянно ответил я.
Ирочка перевела взгляд вперёд. Перед нами была та самая лужа-ловушка. Лёгкое движение бровью — и мы снова едем по мокрому асфальту.
— Вот и дед Иваныч мне то же твердит, — снова заговорила Ирочка. — А я не верю. Ведь не могут они все бросать своих птенцов? Ведь когда-то они вили собственные гнёзда? Это они потом так испортились. В процессе эволюции.
Мы в недоумении. При чём тут кукушки?
— А у людей тоже есть такие места, куда они подкидывают своих детей. Называются интернаты.
Мы все подавленно молчим. Что тут говорить?
УАЗ ползёт теперь, как черепаха по минному полю. Что-то не похоже на Эдика.
— Мама с папой часто спорят. Папа утверждает, что ещё далеко не всё потеряно, и не из таких положений выбирались. А мама говорит — необратимый процесс. Когда не хотят детей. Закон Элу-Лао, исключения неизвестны. Тем более для разумных. Надёжно, как ядерная война.
Теперь в пол не глядит только Эдик. Вынужден следить за дорогой.
— Дед Иваныч говорит проще. «Кто встал на путь кукушки — назад не вертается» — она вдруг коротко рассмеялась. — Он очень умный, дед, только, как любит повторять Коля-Хруст, «косит под лесоруба». Партизаном был, партизаном и остался.
Впереди показалось бревно-шлагбаум. Вновь лёгкое движение бровью — бревно с треском встаёт торчмя. Путь открыт.
— С мамой трудно спорить. Она специалист. А у папы нет аргументов.
УАЗ тормозит у развилки. Теперь и Эдик может позволить себе смотреть в пол. Так и есть — смотрит.
— Недавно мама заявила, что останется здесь, даже когда базу ликвидируют. Папа уточнил: если ликвидируют, и мама повторила — когда. Ввиду полной бесперспективности.
Наш славный экипаж молчит, как задушенный.
— А вот Иого говорит — сопротивление бесполезным не бывает.
Пауза.
— Я не верю, — вновь заговорила Ирочка. — Не может не быть исключений для такого закона. А мама говорит мне: попробуй, найди гнездо кукушки.
Она посмотрела на меня, и я зачем-то торопливо полез наружу, выпуская её.
Она выскользнула из машины удивительно легко, и крылья ей ничуть не мешали.
Вслед за мной на дорогу как-то неуклюже — наверное, по контрасту с Ирочкой — вылезли остальные члены нашего славного экипажа. Постояли, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Ладно, — вновь подала голос наша провожатая, — как говорят, долгие проводы — лишние слёзы. Спасибо вам за всё. Дорогу найдёте?
Слова эти разрушили немую сцену. Нестройно пробормотав слова прощания, наш славный экипаж вновь занял свои места, согласно штатному расписанию.
