— Вы договаривались о встрече?
Ого! Не так это, оказывается, просто, попасть на приём к господину Меньшикову. Как там его охарактеризовал дед Иваныч: адвокат и акула бизнеса?
— Ни в коем случае. Но увидеться нам необходимо сегодня.
Твёрдость и уверенность клиента почти всегда благотворно влияют на секретарш.
— Одну минуту, — смягчилась она. Нажав на клавишу селектора, спросила. — Геннадий Александрович, к вам… — она вопросительно посмотрела на меня, и я торопливо подсказал — Белясов Роман Романович. Нет, как раз окно. Да, хорошо, — и уже мне. — Присядьте, пожалуйста. Сейчас Геннадий Александрович закончит с посетителем и вас примет.
Ждать пришлось недолго, минут десять. Из кабинета выкатился шариком какой-то толстяк, на ходу вытирая лоб смятым платком. Вероятно, разговор был серьёзный.
— Проходите, пожалуйста, — это мне.
Я вошёл в кабинет, попытавшись плотнее закрыть за собой дверь. Не вышло, импортный доводчик двери мягко ограничил мои излишние усилия. Доводчик был прав — не надо излишне напрягаться, вредно для дела. Ладно, попробуем.
За стандартным офисным столом сидел мой давний знакомый, Геннадий Александрович Меньшиков, адвокат и акула бизнеса. Тайный агент инопланетной спецслужбы.
Именно сидел за столом. Я достаточно нагляделся на крупных боссов, и могу смело утверждать — редко кто из них в присутствии рядового посетителя сидит за столом, большинство восседает.
— Здравствуйте, Роман Романович. Прошу, присаживайтесь. Слушаю вас внимательно.
Не узнал, что ли?
— Здравствуйте, Геннадий Александрович. Дело вот в чём…
Дальше мой язык отказывался излагать дело. Психоблокада. Меня же предупреждали. Ладно, попробуем сказать иначе.
— Я хотел бы…
Но это я хотел. А язык мой не хотел.
— Мне необходимо…
Да, мне необходимо. А языку моему до лампочки. Доктор Маша к работе относится серьёзно.
Геннадий Александрович внимательно слушал меня. И вдруг меня прошиб пот. А что, если он обладает даром телепатии только со своими, такими же? Дед вроде понимал… но то дед, а тут?
Если так, всё пропало. Я никак не смогу объяснить ему, что мне необходимо, нет, не нужно, и даже не нужно позарез, а именно необходимо видеть её глаза. Ещё хоть раз, а дальше будет видно.
Геннадий Александрович внимательно разглядывал меня, чуть наклонив голову набок. Как интересный экспонат с выставки дураков. Вот сейчас он тепло попрощается со мной и пожелает дальнейших успехов.
Я с мольбой поднял глаза, встретив его чуть насмешливый взгляд. Ну помоги, человек ты или кто?! Я не могу не видеть её, понятно тебе, акула бизнеса?!!
Насмешка в глазах пропала, но глаз он не отвёл.
— А ты не дуришь, Рома?
Я выдержал его взгляд. Раз читает мысли, поймёт.
Теперь он опустил глаза. Задумчиво побарабанил пальцами по столу. Я только сейчас увидел — на безымянном пальце правой руки красовался изящный перстень, с необычным камушком. Или совпадение?
— Выдали в связи с обострением обстановки. Бережёного бог бережёт, — усмехнулся Геннадий, своими словами окончательно признавая меня за своего.
Я чуть расслабился. Раз признал, как-нибудь поможет. Да отвези меня туда, всего и делов! Ты же знаешь дорогу, разве нет?
Взгляд Геннадия опять стал насмешливым.
— Типично русский подход к проблеме. Всех кругом перехитрит умный доктор Айболит. Раз-два, и в дамки!
— А что мешает? — не выдержал я.
Его взгляд вновь стал серьёзным.
— Многое. Во-первых, там не санаторий для душевнобольных. Во-вторых, дорогу я найду без тебя, а с тобой буду кататься долго и зря. Ты не считай их за простачков. И в-третьих…
Он замолчал, вертя в руках карандаш. Я угрюмо спросил:
— Так что же в-третьих?
Он прямо взглянул мне в глаза.
— А в-третьих, Рома, проблему эту тебе придётся решать самому. А не решишь — значит, и нет у тебя такой проблемы.
Я со вздохом поднялся.
— Извини, что побеспокоил.
Он наконец-то немного смутился. Правда, совсем немного.
— Зря обижаешься. Я действительно не могу тебе здесь помочь. И не ищи Хруста — ответ будет тот же. Ты вот что… Дорога на заимку к деду тебе не заказана. Он имеет право и возможность тебе помочь. Если ты его убедишь, конечно. Как звать-то, помнишь?
Я протянул ему руку.
— Спасибо тебе. Нет, правда, спасибо.
Он пожал мне руку, улыбнулся.
— Каких только диких сюжетов не выдумает старушка жизнь. И знаешь что… я всё-таки пожелаю тебе удачи в абсолютно безнадёжном деле.
* * *
— Эй, ребята, как проехать на кордон? Дымов Пётр Иваныч там проживает, или как?
Июльское солнце жарило сквозь ветровое стекло моей старенькой «шестёрки», и слабенький бриз с Селигера не мог облегчить жару. Малышня, по случаю жаркой погоды сидевшая по шею в воде, заинтересованно выбралась на берег и обступила машину со всех сторон.
— Дяденька, это вам надо туда ехать! Нет, туда! А там дальше! Нет, там дальше!
Всё-таки есть ещё люди в русских селеньях. Московские уличные пацаны с ходу запросили бы пять баксов. Или десять, за особо ценную информацию.
— Спасибо, ребята!
Я ехал к деду Иванычу с надеждой. Неужели не поймёт?
Машина въехала в лес, и жара сразу ослабела. Я с жадностью вдыхал запахи летнего леса, прогретого солнцем. Ветки то и дело хлестали по открытому окну, и сорванный берёзовый листок прилип к моим губам. Я поймал норовящий ускользнуть листок языком, разжевал и проглотил, стараясь унять волнение. Всё будет хорошо.
Наконец впереди появились крыши лесного кордона, утопающие в зелени. Я подъехал к воротам, немногим уступающим по размерам воротам того скита (гляди-ка, и петли бронзовые! Богато живёт дед). Забора было не видать, кругом буйно разрослись колючие кусты можжевельника, проросшие крапивой. Я пригляделся — кое-где сквозь зелень проглядывала колючая проволока «егоза». Круто живёт дед.
Ворота были закрыты. Ничего удивительного, у Петра Иваныча Дымова масса хлопот, и сидеть на кордоне ему особо некогда. Ладно, подожду.
Я уселся поудобнее, открыв водительскую дверцу, достал бутерброды с сыром и флягу с водой. Я вдруг отчётливо представил себе, как за столом в сказочном тереме, совсем уже недалеко отсюда, сидят ангелы, уплетая шаньги, запивая молоком из высоких стеклянных бокалов, безмолвно беседуя меж собой. Дед Иваныч щурится, пряча улыбку в густой бороде, и моя Ирочка смешливо фыркает, глядя поверх стакана.
Я будто на проволоку налетел. Моя Ирочка. Когда это она моей стала? Голова перегрелась, не иначе.
Я неторопливо жевал бутерброд, размышляя. Усмехнулся. Моей голове перегрев не грозил. Куда дальше-то сходить с ума — некуда. Сам факт моего появления здесь свидетельствует об этом со всей очевидностью.