Опять побежали назад километры. На повороте Степана прижало к одному из стражей, он начал было считать от одного до другого поворота, но их оказалось много, он сбился и перестал считать.
Степан почувствовал, как сбавила ход машина и через минуту остановилась.
— От господина Кавамата, объект «Ниссан-мару», — сказали с переднего сиденья.
Кто-то, невидимый, стоял рядом с машиной, бормоча неразборчивые слова и, видимо, рассматривая документы.
Послышался короткий окрик, машина медленно тронулась.
Когда Степана вывели из автомобиля, он ощутил на лице ласковое прикосновение влажного теплого ветра, Резко пахло гниющими водорослями.
«Море, — подумал Степан, — море…»
Его тронули за локоть, предлагая идти, и Степан принялся считать шаги: двенадцать — прямо, свернули налево, еще двенадцать, теперь направо и, кажется, вниз, девятнадцать шагов… Проводники, держащие Степана под руки, остановились.
— Ниссан-мару? — сказал тот, что был слева.
— Не могли бы вы побыстрее? — прошипели так близко и неожиданно, что Бакшеев отшатнулся. — У меня, вы понимаете, на счету каждая минута!
— Не надо сердиться, капитан, — примирительным тоном сказал правый проводник. — Мы сделали все, что могли.
— Хорошо, но, пожалуйста, побыстрее. Я должен выдать расписку?
— Да, она уже готова. Соблаговолите только вот здесь поставить свое имя.
Степан вдруг остался один. Никто не держал его, он расправил грудь, потянулся и снова ощутил на себе чужие руки. Но уже совсем другие, в этом-то он разобрался сразу.
— Пожалуйста, вперед! — приказали сзади.
Он шагнул раз и второй, поверхность пружинила, провожатые распределились спереди и сзади и вели Степана за руки, как ребенка.
«Трап, — догадался Бакшеев. — А теперь палуба…» Он подумал, что сейчас его вновь возьмут под руки, но они продолжали идти гуськом. Шагов через тридцать, коротких, неровных шагов, Степана остановили:
— Здесь люк. Спускайтесь осторожно.
— Снимите повязку, — сказал Степан.
— Это мы сделаем внизу. Спускайтесь.
Перебирая скобы, Бакшеев протиснулся в слишком узкий для его туловища люк. Когда закончились скобы, он протянул руки и стал поворачиваться, обшаривая пространство.
Кто-то прикоснулся к его затылку, и черная повязка упала с глаз.
Яркая лампочка на низком подволоке заставила зажмуриться Степана, он поднес к глазам ладонь, прикрывая свет.
Его подтолкнули в спину, он нагнул голову, чтоб не задеть ею за низкий подволок, подошел к овальной двери с высоким порогом — комингсом. За дверью тянулись вдоль переборок двойные, с пробковыми матрацами, койки, свет здесь не был ярким, и Степан насчитал таких коек двенадцать, по шесть с каждого борта.
Он задержался немного, и вновь его подтолкнули. Степан не оборачивался, но все время чувствовал того, кто идет позади.
Вместе миновали они этот отсек, снова протиснулись в овальную дверь, за нею тянулся короткий коридор, а справа чернела неширокая щель. Степану велели остановиться, худая, с длинными пальцами рука отодвинула его в сторону, исчезла в черной щели, расширила ее, щелкнул выключатель, и Степан увидел крохотную каюту, скорее собачью конуру, такой она ему показалась.
— Вот ваше место, — сказали позади. — Можете лечь, если хотите.
«Если сумею», — подумал Степан Бакшеев и втиснулся в каюту.
Небольшая дверца захлопнулась за ним. Степан стоял согнувшись, потом услышал какие-то команды, в брюхе субмарины заурчало, а что он находится на подводной лодке Степан уже не сомневался. Пробухали подошвами матросы. Потом стало тихо, за переборкой раздался звонок, кто-то крикнул непонятное по-японски, подводная лодка качнулась, застучали дизель-моторы, и Степан почувствовал, что субмарина движется.
Он постоял еще немного, низкий подволок прижал голову к груди, стоять так было неудобно, и Степан присел на краешек узкой койки.
Субмарина уходила в неизвестность.
Тонкая струйка воды прозрачной нитью повисла над кроной раскидистой сосны, оросила темно-зеленые иголки и светлыми каплями по желтому стволу убежала в землю.
Тиэми Тода заглянула в фарфоровый сосуд, она держала его в руке, и увидела, что он пуст. А ей надо полить еще две сосны и — вон тот трехсотлетний дубок, гордость ее отца, и клены она не напоила тоже.
Перед девушкой стояло около двух десятков фарфоровых горшочков, в которых росли самые настоящие деревья, только уменьшенные во много раз.
Она посмотрела вокруг, надеясь догадаться, где можно достать воды, ведь этот кувшин принес ей Косаку Хироси: она еще плохо ориентируется в странном жилище отца.
Тиэми поставила пустую посуду и опустилась на татами. Ведь Косаку Хироси обещал вернуться через десять минут, а отца она увидит теперь лишь во время обеда.
Мысли девушки вновь вернулись к патологоанатому.
«Какой он веселый, — подумала Тиэми Тода о Косаку Хироси. — И умный… Много, наверное, знает интересного, прожил такую трудную жизнь».
Впервые она встретилась с ним в Иокогаме. Шеф Тиэми, доктор Адольф Тапикава, человек, который нашел девушке отца, представил ей своего молодого коллегу, недавно поступившего в клинику, и сказал, что вместе с ним Тиэми уедет к профессору Накамура.
Весь этот вечер они провели вдвоем. Хозяин дома, извинившись, вскоре ушел по срочным делам и оставил молодых людей одних.
Последующие дни Косаку Хироси часто приходил к Гофману-Таникава, они подолгу беседовали в кабинете доктора. Дважды приезжал из Токио и принимал участие в этих беседах новый знакомый хозяина — корреспондент из Берлина Генрих Раумер.
Косаку Хироси был внимателен к Тиэми, всегда приносил цветы. Она окончила специальную школу и преуспевала в искусстве икебана. Вдвоем они подолгу гуляли. Тиэми рассказывала о своем детстве, недавно умершей матери, слушала интересные, с тонким юмором, истории о приключениях ее нового друга в Манчжоу-Го, откуда Косаку Хироси вернулся полгода назад.
…Тиэми почувствовала, что дверь за ее спиной бесшумно открылась. Здесь все открывалось и закрывалось бесшумно. Она обернулась и увидела Аритомо Ямада, молодого ассистента профессора Накамура. Их познакомили на второй день после прибытия Тиэми в лабораторию.
— Здравствуйте, Тиэми, — сказал Аритомо Ямада. — Косаку Хироси задержал профессор, поэтому освободится он не скоро. Мне поручено развлекать вас.
Тиэми улыбнулась.
— И с чего вы начнете выполнять это поручение?
Ассистент смутился.
