«Скажи мне, Эрриэнжел», — сказал он наконец. «Ты бы предпочла быть в низкоуровневом борделе?»
«Нет», — ответила она. Она посчитала это излишне жестоким вопросом, хотя на его лице никакой жестокости не было.
Следующие дни прошли в симуляции нормальности. Пока тянулось это время, Эрриэнжел почти смогла поверить, что она была гостем какого-то богатого, живущего в уединении друга.
В сопровождении крошечного, ненавязчивого мех-гида она свободно бродила по обширному строению — хотя многие двери для неё были закрыты и она могла лишь воображать, что происходило за сталью.
Много времени она провела в хорошо оборудованном спортзале, использую тамошние приспособления, чтобы восстановить своё тело до совершенства. После нескольких энергичных часов её сожаления отступали перед анестезией изнеможения и некоторое время она могла быть счастлива.
Поблизости она нашла эйфориум самообслуживания, но не почувствовала интереса к наркотикам, которые он мог приготовить. В конце коридора, идущего от спортзала, был альков, полный сексуальных игрушек, включая автономных симулакров различных видов, которые подмигивали и улыбались ей из своих предохранительных ниш. Стеклянная дверь была закрыта перед ней. По какой-то причине ей не хотелось спрашивать Мэмфиса, почему это так; возможно она опасалась, что он сказал бы, что её растущая сексуальная неудовлетворённость хорошо служит его цели. Всю свою долгую жизнь она никогда не была без доступного дружеского общения, и сейчас у неё была ещё одна причина для недовольства.
Кроме того, поздно ночью в своей пустой постели она не могла перестать думать о Мэмфисе и его красоте, так, что её раздражение всё больше и больше окрашивалось невольной похотью.
Она плавала в большом бассейне с пузырящейся водой, наслаждаясь тёплой, поддерживающей водой. Одним из её любимых развлечений был разумный лабиринт с нулевой гравитацией, который переупорядочивал себя перед каждой из её многих попыток проникнуть в его сердце. Его трубы были сплетены из эмпатического пластика и когда она медленно проплывала по разветвлениям и поворотам, пластик сверкающими волнами менял цвет и пел тихую, постоянно меняющуюся музыку без слов.
Она выяснила, что её холоконтур можно настроить на видение Дистэн, этот огромный спутанный клубок истории и мифа, и поняла, что мелодраматические жизни видение-обитателей ещё сохранили для неё прежнюю привлекательность, даже в её изменившихся обстоятельствах. Спустя сотни лет её прежние любимцы были заменены новыми персонажами, но видение было таким же ярким, как и прежде.
Она удивилась, узнав, что Мэмфис тоже его смотрел, и они провели несколько вечеров вместе в её комнате при свете видение-экрана. Он говорил мало и она нашла недостойной мысль о том, чтобы проделать дружелюбные прелюдии по отношению к рабовладельцу, так что вечера прошли неловко. Тем не менее, это казалось более интересным, чем смотреть одной.
Мэмфис поддерживал действия низинных чародеев, которые владели феодами на южной оконечности самого большого острова видения. Сейчас красивая женщина неизвестного происхождения и мотивов сеяла разрушения в королевских сердцах по всему региону.
В очаровании видения Мэмфис, казалось, становился моложе и менее одержимым.
«О, да», — сказал он однажды ночью, сидя рядом с ней на диване. «Там они знают, как любить. Если бы я только мог пробраться в это видеие и украсть одну такую». Черноволосая видение-обитательница лежала на поляне, обнаженная на своем плаще, её белое тело пестрило солнечными лучами. Она пила зелёное вино и слушала молодого принца с лютней. Из леса в очаровании смотрел огромный, отвратительный тролль; очевидно, вскоре произойдут важные события.
Эрриэнжел почувствовала себя смутно оскорблённой. Вот она сидит, по крайней мере такая же красивая, как и эта видение-обитательница, прямо под рукой и, возможно, даже предрасположенная. В своей прежней жизни она могла попытаться продемонстрировать свою желательность; сейчас она прикусила губу и капризно заговорила. «Это глупо», — сказала она. «Она была выведена для своей роли конструкторами видения; она поступает так, как должна. Она не настоящая, в смысле, как мы».
Мэмфис повернулся и посмотрел на неё, глаза его оценивающе мерцали. «Ты права», — сказал он. «Иногда я теряю свою перспективу. Видения-обитатели слишком просты и прямы для моих целей — в конце концов, что такое любовь без рефлексии?»
Она пожала плечами, всё ещё раздражённая. Он поднялся и ушёл, обратно не вернулся.
Она пришла к заключению, что была глупа.
Во время всех своих странствий по строению, она не встретила ни одного другого раба, и иногда задавалась вопросом, уж не были ли они и Мэмфис одни в этом строении. Она всё больше привязывалась к этому заблуждению, пока однажды не встретила Тэфилиса.
Эрриэнжел возвращалась в свои покои из бассейна с пузырящейся водой, ещё голая и мокрая, энергично вытирая свои волосы полотенцем. Она слепо следовала за своим мех-гидом, завернула за угол и чуть не врезалась в Тэфилиса.
Полотенце ещё мешало обзору и на секунду она подумала, что это был Мэмфис. Но он шагнул ближе и дотронулся ей до талии. Он провёл рукой вверх по её боку, обогнув и слегка коснувшись выпуклости её груди. «Очень мило», — сказал он.
Она отступила назад и обернула полотенце вокруг себя. Он засмеялся отвратительным смехом, полным мерзкого веселья.
«Ты должо быть Тэфилис», — сказала она, пытаясь скрыть тревогу.
«И никто другой!» Тэфилис поразительно походил на Мэмфиса — даже одевался похоже — но физическое сходство, казалось, только увеличивало разницу в их характерах. Грациозность, которую она находила привлекательной в Мэмфисе, в Тэфилисе казалась паучьим проворством. Улыбка, которая в Мэмфисе казалось такой прямой и непринужденной, в Тэфилисе была гримасой злорадства, хотя её форма была той же самой. Сбитая с толку, она покачала головой. Могла ли она представить эти качества в Мэмфисе? Неожиданно, это показалось возможным, глядя на его близнеца.
Он снова засмеялся, но в то же время улыбка погасла, как выключенная лампа. «Я знаю, что ты думаешь», — сказал он. «Тебе интересно, как мы можем быть такими разными, мой брат и я. Открою тебе тайну: мы не такие уж разные».
«О?»
«В самом деле. О, он лепечет о любви… и он хорошо играет дурачка — надо отдать ему должное. Но он — глупец. Любовь… Что такое любовь? Это фантом, мода. Никто не знает, что это такое, но она никогда не бывает одинаковой. Что это за разновидность страсти? Мягкотелая страсть, годная только чтобы утешить слабаков. Мэмфис старается поймать это коварное существо, но он никогда не преуспеет в этом, никогда. Все, что он может, это взять какого-нибудь бедолагу, которого поймает, и заставить его выглядеть мило». Тэфилис саркастически фыркнул.
