Он осторожно взял её и упрямое выражение появилось на его лице. «Я не могу принять это, Эрриэнжел».
«Не пластину, дурачок. Смотри!» Она дотронулась до пластины и она засветилась подробностями дара, который она сделала для него.
Глаза его расширились, рот — раскрылся.
«Теперь ты тоже богат и тебе никогда не придётся возвращаться в Войтаун, неважно, что случится», — сказала она. «Разве это не превосходно?»
Он посмотрел на неё снизу вверх, безмолвно. Его выражение не было для Эрриэнжел полностью удовлетворяющим. Несомненно, он был удивлён, но она также увидела и какую-то глубокую обиду, как такое случилось?
Вернулся Тэфилис. «О, да», — сказал он, глядя поверх плеча брата. «Её первая большая ошибка… но если бы это не случилось так, она нашла бы другой способ. Я знаю её; она — одна из моих».
«Нет», — сказал Мэмфис, уверенный, что на этот раз его брат ошибается.
Чтобы подтвердить свое суждение, он прокрутил закат первых любовных отношений Эрриэнжел.
Гэрсо-Яо попытался вернуть деньги, но Эрриэнжел была достаточно умна, чтобы сделать передачу средств необратимой, а основную сумму — неприкосновенной.
Мэмфис смотрел, как Гэрсо-Яо принял свое измененное благополучие. Сначала, это радовало Эрриэнжел; Гэрсо-Яо потратил большую часть своего нового огромного дохода на благотворительность, на дико эксцентричные подарки для неё, на развлечения для новых друзей.
Но затем Гэрсо-Яо медленно пришёл к пониманию того, что навязчивые побуждения, которые придали форму его существованию, стали неуместны.
Он превратился в очень странного молодого человека.
Конечно же, он бросил школу. Он экспериментировал с самыми дорогими цивилизованными пороками: мозговые импланты, псевдосмерть, зверятничество. Он снял апартаменты в Бо’эме, квартале, который часто посещали декадентские художники и их подхалимы. Он одевался с экстравагантной безвкусицей; покрыл свое тело татуировками мрачных изображений — кричащие лица, расчленённые трупы, орудия пыток — так, что Эрриэнжел чувствовала растущее нежелание брать его в постель. Постепенно он перестал быть интересным и начал быть ей помехой.
Единственное, что не изменилось, это сильная привязанность Гэрсо-Яо к Эрриэнжел. Когда она сменила школу, замочные пластины и отказалась видеть его, он совершил свой финальный акт неловкости.
Однажды ночью его закадычные друзья нашли его висящим на шёлковом шнуре снаружи её защитного иллюминатора. Она уехала на несколько дней и тем самым была избавлена от вида его раздутого чёрного лица.
По началу, она была мелодраматически безутешна, но в конце концов, он постепенно превратился в слегка печальное, романтическое воспоминание.
«Холодная», — сказал Тэфилис.
«Она была очень молода», — устало сказал Мэмфис.
«Конечно».
Лоялуиз пожала плечами. «Он боится бедности, правильно? Оплати дар не его имя для того, чтобы он мог всегда жить хорошо, не зависимо от того, как обернётся его обучение».
Эрриэнжел почувствовала внезапное искажение в своих ощущениях, чувство смещения. Она потёрла виски и это чувство потускнело. «Что?» — спросила она.
«Дар. Тогда деньги не будут проблемой между вами».
Эрриэнжел посмотрела на свою подругу и увидела в её обыкновенном лице что-то, что никогда не замечала прежде. Зависть? Лукавство?
«Я не уверена, что это будет хорошей идеей», — сказала она медленно. «Я должна буду подумать об этом».
Лоялуиз презрительно скривила свою тонкую губу. «Жадность? От тебя? Я едва могу в это поверить?»
«Не в этом дело; какая глупая идея». Эрриэнжел внимательно посмотрела на Лоялуиз новыми глазами и решила, что ей совсем не понравилось то, что она увидела.
Мэмфис смотрел на экран, пока процессоры переделывали реальность, записанную в воспоминаниях Эрриэнжел.
Некоторое время всё шло хорошо. Гэрсо-Яо продолжил свое обучение и преданность ей, и Эрриэнжел сама верила, что глубже погружается в любовь своей жизни.
В псевдовоспоминании прошёл месяц. События начали приобретать кисловатый вкус. Они оба чаще ссорились. Гэрсо-Яо по-прежнему рассказывал свои странные истории, но начал повторяться. Она негодовала по поводу времени, которое он тратил на свою учёбу; что пользы в том, чтобы быть молодой, красивой и влюблённой, если она не может пойди туда, где завистливые глаза смогут увидеть её?
Рот Эрриэнжел всё чаще и чаще приобретал выражение надутого недовольства, а Гэрсо-Яо похудел и стал слишком напряжёным.
«О, да», — сказал Тэфилис.
Мэмфис попытался скорректировать дорожку обратно на спокойный курс. Процессоры приблизились к перегрузке и Тэфилис засмеялся. «Это — жульничество», — сказал он.
«Заткнись», — сказал Мэмфис без раздражения. «Это — только первая попытка. Чего ты ожидал?»
Тем вечером, после того, как Эрриэнжел приняла ванну, пообедала и отдохнула, Мэмфис пришёл в её квартиру и показал ей запись. Они вместе сидели на диване, почти касаясь друг друга, смотрели на чувствоэкран, который опустился с потолка.
«Ты найдёшь это интересным… и возможно поучительным», — сказал Мэмфис бесцветным голосом.
Когда она увидела первые изображения Гэрсо-Яо, и себя, по-моложе, лежащую на нем в кабинке инфо-погружения, слёзы затуманили её взор. Она почувствовала внезапную острую боль горько-сладкого воспоминания.
«Это было так давно», — сказала она. «Я уже забыла».
«Вовсе нет», — сказал Мэмфис. «Всё было там, сразу под поверхностью». Он казался чуть измождённым, под глазами были чёрные круги.
Её сердце ёркнуло от сочувствия.
Эрриэнжел покачала головой, злая на себя. Мэмфис был рабовладельцем. Он использовал её самые личные воспоминания; почему ей следует волноваться о нём? Она обратила всё своё внимание на экран.
Когда запись достигла точки исправления, во время сцены с Лоялуиз, она открыла рот, чтобы сказать, что это было не так.
Замем она заметила, что инфополоса на экране сверкает новым сообщением. «МНЕМОНИЧЕСКАЯ ДОСТОВЕРНОСТЬ: ОТКЛОНЕНИЕ», — гласило оно.
«О», — сказала она.
Она смотрела.
На этой псевдодорожке прошло немного больше времени, прежде, чем всё пошло наперекосяк, и в её восприятии случилось странное искажение, так, что она почувствовала нелогичную благодарность за несколько дополнительных приятностей, которые показали ей искусственные воспоминания, за фрагменты дополнительного времени, счастливо проведённого в руках Гэрсо-Яо.
Но затем всё стало разваливаться, хотя не так гибельно, как это было в реальности. На этот раз Гэрсо-Яо не убил себя, когда она оставила его; он использовал свою отчаянную страсть, чтобы увеличить силу своего честолюбия, и в самом деле стал мрачным молодым человеком.
