- "Всевидящему глазу" все равно, что земля, что бетон, - ответил Андрей, рассматривая потрескавшиеся стены. - Радиоволны пройдут.
Он повернул трубку аппарата перпендикулярно к стене и взялся за ручку фокусировки.
На экране появилась будто вычерченная железная конструкция. Словно невидимым лучом прожектора Андрей ощупывал стену, поднимая хобот аппарата то вниз, то вверх. Он внимательно просматривал каждую стойку.
- Подожди, - остановил я Андрея. - Мне кажется, здесь небольшое искривление. Увеличь изображение. Ну хотя бы в десять раз.
Ярцев перевел регулятор. На экране, как в кино крупным планом, показалась часть железной стойки. Можно было заметить неровности и выступы, оставшиеся на ней после проката. Словно в гигантский микроскоп смотрели мы тогда на эти бугорки, небольшие раковины от окалины, видимые только при увеличении.
- Подними аппарат немного выше, - попросил я, невольно заражаясь азартом. . Вот сюда, к трещине. Ну, конечно, здесь небольшой разрыв стойки. Как вы считаете, Федор Григорьевич, этот поверхностный разрыв сильно повлияет на прочность всей конструкции?
Колосков нагнулся к аппарату.
- Внутренних трещин у стойки нет, - определил он. - А эта пустяковина ничего не значит. Так что же получается? - вдруг как бы опомнившись, встряхнул он головой. - Можно просмотреть все здание, и если внутри нет разрушений, то... одним словом, мы можем использовать старый остов, и нечего бояться за прочность. Каково! Ну, конечно, - тут же поправился он, - если нужно кое-где заменить стойки или балки, то это сразу видно будет... Чудесный аппарат вы придумали!..
Мы ходили по всему участку, просматривали перекрытия домов, обнаруживали в груде кирпичей остатки, отопительной системы, нашли под развалинами засыпанный котёл центрального отопления и множество погребенных в мусоре радиаторов. В комнатах, которые не очень пострадали от авиабомб, мы находили осветительную проводку, спрятанную под штукатуркой.
Наступил вечер. Дома вдруг сделались лиловыми, потом голубовато-серыми. Еще ярче засветился зеленый глаз аппарата. Утомленные, измазанные в извести и в песке, мы вышли на улицу.
Колосков взял меня под руку и возбужденно заговорил:
- Завтра я комиссию сюда позову. Пусть дают другие сроки. Мне сейчас уже видно, где что нужно делать. Понимаешь, Виктор Сергеевич, мы теперь с ребятами работу быстро закончим, а вот потом, - он остановился и, с надеждой глядя на аппарат, который Андрей укладывал в чемодан, добавил: - Потом будем строить "Воздушный дворец". Уверен, что найдем чертежи.
- Попробуем, Федор Григорьевич, попробуем! - сказал я. - У нас с собой два аппарата. Один будем испытывать здесь, другой используем для поисков сейфа. Это будет серьезным испытанием.
Он порывисто обнял меня, и я сразу же почувствовал себя неловко. Не хватало твердой уверенности, что нам удастся ему помочь, и я не вправе был переоценивать возможности нашего аппарата. Он пока еще очень несовершенен.
Я помню, в этот вечер Валя встретила нас у подъезда гостиницы, и по выражению лиц, особенно Колоскова, поняла, что первые испытания прошли удачно.
Она даже не стала обижаться за то, что мы обошлись без нее. Во всяком случае, я так думал. Однако когда я спросил, проверила ли она аккумуляторы, то услышал отрицательный ответ. Я не мог представить себе, что Валя позабыла о них или поленилась. Значит, были какие-то другие причины.
Вместе с ней мы поднимались на второй этаж по лестнице старой гостиницы.
- Какая здесь тишина, - вполголоса говорила Валя. - Еще девочкой я ездила с экскурсией в Ленинград. Помню, мы осматривали Петропавловскую крепость, были в полутемном равелине - старинной страшной тюрьме для политических заключенных. Я никогда не забуду эти холодные сводчатые коридоры и длинный ряд камер. Там было очень страшно. Сколько лет прошло, а я все еще вспоминаю эту гнетущую тишину. Сквозь толстые стены не долетало ни одного звука. Экскурсовод сказал, чтобы мы на минутку замолчали и послушали эту тишину. Она доводила заключенных до сумасшествия. И действительно, когда наступило молчание, то нам стало просто не по себе.
Под впечатлением своего рассказа Валя приумолкла.
Видимо, эти воспоминания были вызваны обстановкой старой гостиницы, и не случайно наша упрямица встретила нас у подъезда. Она не могла проверить аккумуляторы, потому что боялась оставаться в пустом номере, тем более что в гостинице на этот раз почти все комнаты оказались свободными. По коридору никто не ходил, стояла тишина, как в равелине.
Андрей осторожно взял Валю под руку:
- Представляю ваши ощущения в крепости. Но это было давно, а дети многого боятся.
Она освободила руку.
- Вы хотите напомнить мне, что я уже не дитя. Благодарю. Это полезно. Но, может быть, вам покажется смешным, а я и сейчас многого боюсь. В этом виноваты книги. С детства они научили меня пугаться летучих мышей, темных углов, где прячутся крысы и всякие непонятные призраки. Мне неприятен крик совы, полумрак, сырость. Все это описано в старинных книгах. Я помню страшные рассказы о замках с привидениями.
- Мне понятен ваш интерес к привидениям, - сказал я, подсмеиваясь. - Они обещали проверить аккумуляторы. Безответственный народ. Обманули.
Валя покраснела и опустила голову.
Я вспомнил вдруг историю, рассказанную Колосковым, и спросил его, когда мы шли по коридору:
- Федор Григорьевич. Это здесь простился с жизнью шпион, которого посадили к Бродову?
- Вот видите, Валентина Николаевна, - с ласковой усмешкой, сказал Андрей, . сегодня ночью вы сможете встретить своих старых знакомых из книг. Для этого тут все условия. Таинственная гостиница... Тишина... Бьет двенадцать часов... Появляется привидение, старик со стеклянными глазами...
Валя сердито посмотрела на него и отвернулась.
- Говорят, этот старик жил вот здесь, - сказал Колосков, останавливаясь у двери, где белела табличка "No6". - С вами рядом, Виктор Сергеевич. - Он попрощался и ушел.
- Итак, Валентина Николаевна, - сказал я. - Можете спокойно спать. Призрак по-соседски прежде всего зайдет ко мне. Кстати, мне сейчас не до сна. Хочу подрегулировать второй аппарат.
Мы разошлись по своим комнатам.
Опять мне попался тот же номер: узкий и мрачный. Сводчатый потолок спускался очень низко, как в подвале... Я решил не включать света, чтобы лучше видеть изображение на экране.
Ночной сумрак, словно синий густой туман, застилал комнату, свисая тяжелыми портьерами в темных углах. Синим казалось все: ковер, диван, круглый стол и даже кресло, где я сидел.
Несмотря на удачные испытания, я чувствовал тревогу и мучительное недовольство. Меня очень беспокоили непонятные капризы второго аппарата, который мы не успели как следует наладить. Он очень трудно поддавался регулировке.
