Пробираясь между поваленными деревьями и вывороченными корнями, Андрей Иванович нашел забившуюся в нору странную птицу и вытащил ее на свет. Она оказалась величиною с большую курицу, но вместо перьев была покрыта чем-то вроде волос. Хвоста у ней вовсе не было, короткие, совершенно не развившиеся, крылья оканчивались роговым затвердением в виде кости. Ослепленная дневным светом, она глупо хлопала глазами и щелкала длинным и тонким носом, похожим на бекасиный клюв. Андрей Иванович тотчас же узнал эту птицу, так как достаточно раз только видеть ее странную фигуру, чтобы не забыть никогда. Это был карлик из семейства страусов Киви, встречаемый в Новой Зеландии. Киви — ночная птица, питается зернами, червями, личинками, которых достает своим длинным и тонким клювом, а днем прячется в земляных норах или под корнями больших деревьев.
Уторочив Киви в свой охотничий мешок, Андрей Иванович продолжал свой путь дальше. Местность стала подниматься в гору, лес начал редеть. Вскоре издали послышался шум падающей воды. Выйдя на открытое место, Андрей Иванович увидал прямо перед собой катившийся каскадами с горы и сверкавший белой пеной довольно широкий ручей. Местами встречая на пути обломки скал, он дробился на несколько рукавов, которые потом соединялись снова в одно русло. Кипя и пенясь, добегал он до обрыва и с громким шумом, разлетаясь на миллионы брызг, падал в глубину ущелья. Столб этих брызг, освещенный лучами солнца, блистал всеми цветами радуги и как будто колебался над обрывом, то поднимаясь на известную высоту, то снова опускаясь, то переходя с одного берега на другой. Андрей Иванович долго любовался на неожиданно встреченный водопад и порешил окрестить его Ниагарским водопадом.
Между тем солнце склонялось к западу и нужно было подумать о возвращении домой. Перейти ручей близ устья не представлялось возможности; возвращаться назад прежним путем, в обход ущелья, было далеко и утомительно. Всматриваясь вверх, Андрей Иванович, казалось, видел несколько таких мест. Но ему пришлось подняться довольно высоко в гору, прежде чем он нашел удобное место для перехода. С трудом пробрался он через ручей по скользким, обточенным водою камням, в то время как под ногами его бешено неслись, шумя и пенясь, прозрачные волны, и усталый он сел отдохнуть на другом берегу на выдающемся уступе скалы. Он огляделся кругом, чтобы определить место острова, в котором находился, и замер от восторга. Над его головой широкими уступами, скрывавшимися один за другим, возвышалась гора, покрытая кое-где одинокими пиниями и цепким, как будто засохшим кустарником. Прямо перед ним простирался широкий вид во все стороны, у самого подножья горы за водопадом чернело, извиваясь змеею, ущелье и пропадало в лесу вековых тропических сосен, уходившем далеко влево, почти вплоть до западного берега острова. На заднем плане лес этот, синея вдали, переходил в отдельные купы, между которыми все чаще и чаще возвышались перистые, вырезные вершины пальм, направо лес постепенно изменялся в пальмовые рощи и в яркую зелень бананов, хлебных растений и болотных пальм, из-за которых, как лоскут голубого атласа, блестел клочок озера. Над озером, у подошвы горы, темнела плоская кровля храма с двумя своими колоннами по сторонам, из которых на одной резко рисовалась опрокинутая половина шара. Позади храма опять шли леса и рощи, окутанные голубой дымкой дали; за ними далеко-далеко виднелись зубцы прибрежных скал, позади которых расстилался до самого горизонта необъятный простор океана, сливаясь с безоблачной лазурью неба. На всем ландшафте лежала печать мира, тишины и спокойствия и самый шум ручья, бешено мчавшегося под гору, не нарушал этого спокойствия, казалось, он навевал на душу такие же мирные грезы, как песнь старой няни над дремлющим ребенком.
Однако солнце спустилось уже довольно низко. Замечтавшийся Андрей Иванович очнулся, взглянул на часы и, вздохнув, стал спускаться под гору. Было около пяти, до заката солнца оставалось не более часу. Надо было торопиться, чтобы засветло добраться до дому (так Андрей Иванович называл свою палатку), потому что путешествие по лесу в темноте не представляло никакой приятности.
Когда Андрей Иванович подходил к опушке ближайшей рощицы, из-за деревьев появилось какое-то животное и, припрыгивая, побежало к озеру. Издали оно казалось величиной с козленка и было покрыто длинной, волнистой шерстью пепельного цвета. Андрей Иванович пошел к нему наперерез, перезаряжая на ходу ружье. Впереди виднелись кусты, за которыми животное могло скрыться. Чтобы предупредить это обстоятельство, Андрей Иванович побежал быстрее и, приблизясь на ружейный выстрел, спустил курок. Когда рассеялся дым от выстрела, животное уже неподвижно лежало на земле у самого куста, за которым намеревалось скрыться. В то же время из-за куста появилась кроткая головка льямы, послышалось тихое призывное блеяние и, наконец, осторожно раздвигая ветви, на поляне показалась вся льяма. Она остановилась над убитым животным, обнюхивая его кругом, и принялась лизать. Андрей Иванович подошел совсем близко и рассмотрел, что на земле лежала с простреленной головой льяма, величиной не более полугодового ягненка. Старая льяма продолжала лизать своего убитого детеныша. Она несколько раз взглянула на Андрея Ивановича своими кроткими, доверчивыми глазами, и он ясно мог разглядеть, что из глаз ее катились слезы и текли по ее красивой мордочке. Эта сцена так его тронула, что он готов был дать зарок — никогда больше не браться за ружье. Он тихо подошел к льяме и осторожно погладил ее по спине. Она насторожила уши и, перестав лизать, обернулась к нему, обнюхала его платье и вдруг, фыркнув, как будто что-то неприятное попало ей в ноздри, испуганно убежала в кусты. Андрей Иванович несколько минут прислушивался к ее жалобному блеянию и, когда оно затихло вдали, поднял на плечо убитую льяму и в сумерках потухающего дня грустно пошел к своей палатке. Он чувствовал на душе такую тяжесть, как будто сделал преступление. "Ну, что же? — пробовал он утешить себя грустной иронией, — раз сделано преступление, надо по крайней мере воспользоваться его плодами: бесполезное преступление — самое глупое".
Тем не менее в этот вечер, как будто в наказание себе, он лег спать без ужина и всю ночь ему снилась кроткая мордочка льямы и из глаз ее текли слезы…
Приключение с льямой имело еще и другое следствие. Получив отвращение к охоте с ружьем на острове, Андрей Иванович вздумал развлечься рыбной ловлей. Для этой цели он приготовил с вечера свои рыболовные снаряды и, встав на другой день еще до рассвета, выбрал подходящее место на берегу озера и расставил свои удилища. Рыба не заставила себя ждать и довольно жадно бросилась на приманку. Особенно мушки пришлись ей по вкусу. Но она срывала их до такой степени искусно, что рыболов приходил просто в отчаяние, почти постоянно вытаскивая пустые удочки. Правда, это не проходило для рыбы совершенно безнаказанно и в конце концов Андрею Ивановичу все же удалось наловить себе на уху, но попалась такая мелочь, что охоту ни в каком случае нельзя было назвать удачной. Напрасно он переменял места, обходя несколько дней кругом озера, даже ловил на ручье в тех местах, где он расширялся, — результат был один и тот же. Оставалось предположить, что крупной рыбы или вовсе нет в озере, или она не ловится на удочку. Но на первом предположении Андрей Иванович остановился не долее секунды, потому что не раз видел собственными глазами, как крупная рыба целыми стаями обходила кругом озера. Нужно было остановиться на втором. Но почему она не ловилась? Потому ли, что она не держится у берега и поэтому не ловится, или приманка ей не по вкусу? Андрей Иванович попробовал употребить в дело мелкую рыбешку и рачков, которых было много у берега и особенно в ручье. После нескольких неудачных опытов, он поймал, наконец, на эту приманку нечто вроде окуня, но с ярко-оранжевыми поперечными полосами на золотистом фоне и с совершенно синими плавниками. В рыбе было около трех фунтов весу. Затем удалось поймать еще несколько подобных рыб, только поменьше. Но вообще у берега крупная рыба бралась очень редко. Нужно было найти средство устроить ловлю поближе к середине острова.
