Генрих тем временем поднялся, обшаривая комнату взглядом, в поисках еще одного своего оружия. Кэсси снизу вверх посмотрела на Нестора.
- Он сказал, что я не умру, - прошептала она, внезапно вспомнив, что, если верить Элису, он выполняет только последнюю волю.
Несс повернулся к Генриху.
- Разумный выход, - заметил он глухо, - Но не лучший. Вынь.
- Еще один псих... Ты не понимаешь, он ведь ее не оставит теперь; посмотри, на что она похожа. Ты не знаешь, что эти извращенцы делают с людьми... Знаешь, за что его заколдовали? Он угрозами заставил (можно представить, какими) одного человека отрезать себе руку, а другого...
- Сожрать ее? - предположил Несс. - Была такая легенда, помню. Только это уже ваша легенда. Анкаианцы были другими, прежде, чем научились отвечать на удары. Их ответы были иными - страшнее, и история руки - еще не самая ужасная из вещей, которые приходилось делать Алику. Но это нас не касается. Аланкрес имел право на много жутких вещей.
Генрих понял, что для психа аргументов нет. Он отвел руку назад, и кулак его просвистел в миллиметре от уха отклонившего голову Нестора. Неожиданно, не возвращая ее в прежнее положение Романтик присел и, выпрямляясь исполнил об челюсть агента то, что в мыслях Кэсси, кажется, называлось "апперкот". Может быть, и по-другому, но как бы оно не называлось, оно подействовало - Генрих зашатался, подняв руки к лицу. А еще пара коротких ударов и вовсе отключила агента.
Разминая руку, Нестор опустился на одно колено рядом с Кэсси. Выдернув из вампира нож, он приподнял последнего, подложив руку ему под голову. Прошло некоторое время прежде, чем тварь снова приподняла дрожащие веки. Оторванный рукав, пропитавшись кровью и отяжелев обнажил плечо, похожее на плечо мумии.
- Что он обещал тебе? - обернулся Нестор к Кэсси. Та не ответила - у нее кружилась голова, может быть, она просто не услышала, а может, не смогла говорить вообще.
Алик вздрогнул. Вытянул руку и уронил ее, слабо царапнув Нестора по рукаву. Несс помог ему сесть, вернее, посадил и держал. Алик снова поднял дрожащую, бледную лапку, с третьей попытки поймал занавеску и приложил ее к лицу. Ткань под его пальцами потемнела. Громкий, глухой и хриплый звук, а не голос Аланкреса, сложился в слова:
- Я обещал, что она не умрет.
- Ты... о, господи... - Нестор предпочел смотреть в угол, - Я не мог не дать тебе выбора. Вот он у тебя... есть. Если ты хочешь забрать ее с собой, это твое право... Хоть лично я и буду возражать.
Алик оперся головой и плечом о стену, потом поднялся, держась за нее. Отступив, он ухватился за дверную ручку чтобы не упасть. Романтик, повинуясь мгновенному порыву, схватил его за руку. Он поверил. Поверил, что внутри этой твари присутствует принц - единственный и последний из загадочного, призрачного, так и не понявшего насилие народа. Аланкрес отпустил ручку, и покорно склонил голову на плечо Несса. И только когда жесткие пальцы твари оказались на шее, стало ясно, что это израненное проволочное тельце вновь превращается в капкан. Попытка сбросить его только ухудшила ситуацию.
- Алик!
Алик отпустил его и упал на колени.
- Я не всерьез, - неожиданно хрипло засмеялся он. - Ты мне не нравишься. Ты выглядишь так, словно тебя в подняли пять утра... не позволяй больше никому.
Нестор хотел бы отвернуться, перестал чувствовать себя реальным и стоял, уже забыв как двигаться. Через какое-то время, успокоительно (как Нестору показалось, хоть и не успокоило ни капельки) махнув рукой, Алик сорвал занавеску с гардины. И, хотя большинство его движений все еще были неверными, скорость, с которой вампир приходил в себя была пугающей. Только его обескровленные губы шевелились все так же почти беззвучно, когда снова он обратился к Нессу.
- Ты хочешь убить меня, но не сможешь. Меня нельзя убить. Убиваю я легко, достаточно лишь поверить мне, как это сделал ты. Ты ошибся, Романтик. В мире все грубее и проще, чем ты думаешь.
- Тогда я в этом мире не нужен.
Алик то ли засмеялся, то ли закашлялся, наклонив голову и приложив руку к окровавленным лохмотьям на груди.
- Ну должны же быть в мире идиоты...
- Что бы ты не говорил, но ты не пользуешься их услугами, Аланкрес, спокойно возразил Несс. - Да и позвал ты меня не для того, чтобы я тебе нравился.
Алик спрятал лицо в занавеску. Его обескровленное, отравленное тело все еще терзали спазмы, хотя ему удалось почти без усилий подняться на ноги.
- Генрих... был прав, - безголосо продолжал он, бросив измятую штору в сторону, где Генрих лежал ,- такие, как он, существуют для человечества. Но человечество... оно существует для таких, как вы. Хоть и не знает об этом. Теперь я все ж таки пойду.
- Но ведь уже... совсем светло, - Несс обвел взглядом комнату, в которую свет почти не просачивался из-за закрытых ставень.
Аланкрес некоторое время молчал, пытаясь побороть сводившую мышцы судорогу.
- Мне уже в который раз поверили, - прошептал он. Запавшие, но по-прежнему гипнотические глаза были его полны знакомого света, только теперь уж вовсе призрачного - так ярко проглядывала сквозь него глубокая, шевелящаяся в своей лежащей за гранью человеческого понимания дали жадная, неистребимая тьма. Но Алик моргнул, и она уступила место усталому, бесцветному покою. - Знаешь... - продолжал он, - когда кто-нибудь уходит навсегда... нельзя спрашивать... каким будет его дальнейший путь, куда и когда он пойдет... светло или темно будет... никогда.
Нестор моргнул, прогнав мелькнувшее воспоминание секундной давности Алик наклонил голову, запустил руку в гущу спутанных волос. Следующее, резкое и только лишь угаданное движение было направлено сторону где сидел он сам, и где чуть дальше приходил в себя рыжий агент. И через мгновение Нестору в руку упала неровная тяжелая прядь цвета мокрого пепла.
Кэсси подняла голову, снова почувствовала как плеч коснулись когти и зажмурилась. И прошло довольно много времени прежде, чем поняла что в ушах ее давно затухает эхо щелкнувшего входного замка.
32. Психи.
В глаза плеснул яркий свет, сильный ветер и истошные крики вспугнутых чаек.
Они уже стихали. На руку упал высохший лист плюща и распался. Халат в двух местах неприятно прилипал к спине. Она потрогала пальцами горло, но не успела понять, что там есть, потому что прежде нащупала надетую на шею золотую цепочку. Вытащила и узнала кулон, после чего без сил и без мыслей опустилась на крыльцо.
Прислонившись головой к дверной притолоке и забылась, не закрывая глаз. Словно в каком-то вялом, потустороннем сне кружили перед ней в белом небе чайки и завывал в барханах ветер, изредка срывая с плюща хрупкий лист и унося прочь.
Кажется, она все же заснула и долго не могла заставить себя пробудиться, несмотря на холод. Потом все же очнулась, но шевельнуться не получалось, словно ее придавило к земле огромным грузом.
