Внизу возле подвальной двери притулился скомканный половичок, от грязи совершенно непонятного цвета. На нем тощий черно-белый кот, мокрый, словно только что принял ванну, шлепал языком по брюху, пытаясь пригладить торчащую иглами шерсть. Он замер, оценивающе впился желтыми глазами в подходящих и, смекнув, что нечего рассиживать на траектории этих крупных мужиков, прыгнул в темноту подвала.
Едва не зацепив смывшегося кота, открылась дверь, и хриплый женский голосок, утомленный жизнью, вопросил:
– Хто там… водка есть?
Свет выхватил фиолетовый бланш, вольготно раскинувшийся на пол-лица, придавая эффектный негритянский оттенок загорелой коже. Обесцвеченные когда-то, короткие волосы торчат куцыми клочками, как у давешнего мокрого кота. Однако полные губы, единственно примечательная, словно оторванная от Анджелины Джоли, часть тела, вдруг плотоядно улыбнулись. Длинный язык розовой змейкой прошмыгнул туда-сюда. Губы влажно и зазывно заблестели. Тощие руки провели по бокам, поджимая мешковатое платье-балахон грязно-зеленого цвета… или зеленого грязного. Ткань облегала довольно стройное тело. Машка призывно качнула пару раз навстречу тазом.
– Вот, Маха, это Шапокляк. Хороший мужик, приюти-ка его. Напои и обогрей, в общем.
Маха серебристо захохотала, куда и хрипота пропала, закинув вверх голову. Белая шея неожиданно беззащитно осветилась лампочкой. Судя по отсутствию морщин, вполне молодая шея… и женщина само собой.
– Да без проблем! Я, как та Баба-яга, и печку истоплю, и жратвой накормлю, если не привередливый, – с кокетством подтвердила она и вдруг крепко притянула Славутича за руку к груди.
В пакете брякнули бутылки, зашелестели продукты. Оторвалась одна ручка, и по полу запрыгали картофелины. Угрожая выпасть и посыпаться за картошкой, высунулись бутылки. Вася ловко, двумя пальцами, ухватил похмельную чекушку, как карманник – кошелек. И строго глянул на разинувшую для вопля рот Машку:
– Это налог на себестоимость внесенного материала! – Лихо повернулся на каблуках и, насвистывая, удалился вверх по лестнице.
– Нет, ну ты видал паразита! Вот так каждый раз ляпнет какую-нибудь ерунду бедной женщине и, пока она ушами хлопает, сваливает!
– Да ничего страшного. Не беспокойтесь, там еще есть.
Женщина повеселела, подобрала последние картофелины и приглашающе открыла дверь в длинную узкую комнатушку.
Вдоль стены вьются две толстенных трубы с вентилями, от них ощутимо несет теплом. Поверх них пристроена сложная конструкция из пружинных матрацев, дверей и проволок. Все накрыто толстым розовым байковым и зеленым махровым одеялами. Подушки на любой вкус рассыпаны поверх. На самой большой лежит раздавленная селедочная голова. Маха охнула и смахнула ее в ведро под узкий длинный стол.
– Паразит Кактус! Постоянно на этой подушке жрет!
– Кактус?
– Да кот это, такой пятнистый. А Кактус, потому что шерсть все время как иголки торчит, раков он, что ли, в подвале ловит…
– А, я его видел. А Лариску он мою не тронет? – Славутич вытащил из кармана смирную крысу. Она сразу солдатиком встала на ладони, поджав передние лапки, начала принюхиваться к хозяйке, смешно шевеля, словно кланяясь, головой. Пахло в комнатке ржавчиной, сыростью и почему-то обувным кремом.
– Вау! Так вот почему тебя Шапокляк зовут! – восхитилась Маха. И сразу стало видно, что ей едва ли четверть века от роду. Молодая, в общем, совсем, да и не бомжиха вроде… На стенах сохли оранжевые дворницкие комбинезоны разной степени заляпанности. В углу ведра, ряд сапог, ящик с пустыми бутылками. Швабры, метла, грабли, щетки.
– Не ссы. Кот щас в подвале по болотам носится. Голодный, и шугнули вы его. Сюда не зайдет, гордый. Токо если приглашу. А я не приглашу. На хер он мне щас тут нужен! Ты, Шап, давай, дуй в душ, а я пожрать сделаю, токо сперва чекуху задавим! Держи, пузырь твой, тебе и разливать.
Профессор, сдерживая брезгливость, накапал в видавшие виды стопарики водки. Выпили за хозяйку и еще за крысу, и маленькая бутылочка брякнула в ведре.
За стенкой профессор прикрыл фанерную дверь душевой. Ржавая труба контрастировала с яркой никелированной насадкой и разномастными кранами типа «цветочек». Пол с колотым кафелем прикрывает массивная деревянная решетка на высоких кирпичах, а под ней угрюмо ворочается вода, словно реагируя на какие-то подпольные приливы-отливы. Одежда свернулась на истыканной ножами ядовито-зеленой лавке. И благодатная, горячая, хотя и попахивающая хлоркой вода хлынула на голову. Кусок хозяйственного мыла и вычурная баклажка дорогого шампуня, роскошная, хитро изогнутая зубная щетка у маленького зеркальца и изжеванный тюбик дешевого «Жемчуга». Такой же контраст представляла собой и Маха, шмыгнувшая под горячие струи. Тугое молодое тело с ровными крепенькими конечностями, и две длинные, обвисшие груди, которые всегда сравнивают с ушами спаниеля. Тугая, вздернутая попка, ягодицы которой так и просились в ладони, и совершенно никакое загорелое лицо, с бланшем, придающим половине мертвяческую синюшность. Впрочем, Машка не собиралась демонстрировать недостатки, а мигом встала на колени, крепко обняла профессора за бедра и активно заработала красивыми губами Анджелины Джоли. Прошло совсем немного времени, и профессор облегченно взревел, притиснув голову женщины обеими руками к паху.
– Шап, ты прелесть! – промурлыкала она, повернувшись удачным ракурсом. Даже лицо сумела сделать выразительным… как-то очень красиво улыбнувшись замечательным ртом. – Домывайся, у меня как раз картошка закипает! – Подмигнула и, сверкнув ягодицами в свете дневной лампы, исчезла за поворотом.
– Чего репепедершей зовут?
– Ну, это шутит так алкашня. Я баки в РППЕ разбираю.
– Что за баки и что за РППЕ?
– Да это контора какая-то. Таинственные до жути. Там у них везде камеры понатыканы, забор огроменный. Да и здание огроменное! – Машка поднялась на цыпочки, вытянув руку вверх, показывая высоту. Покачнулась, хихикнула, опершись на стол. Слегка плавающий взгляд остановился на огурчике, и через секунду он захрустел за ловко двигающимися губами.
Профессор решительно пододвинул ей стопку ближе. И спросил:
– Высокое, серое такое, да? Видел как-то такое. Здесь недалеко вроде, там еще мордовороты на автобусах ездят.
– Д-да, да! В масках. Такие красивые мужчины! – Маха стрельнула глазом. На радужку наконец попал свет лампочки, подсветив блядской бутылочной зеленцой.
– Ха-ха, и ты там работаешь? Ну ты и врать горазда. Репепедерша! Ну, давай за фантазию!
Маха охотно засмеялась, но вдруг оборвала смех, обиженно надулась:
– Все правда, Шап! Я же дворничиха! Вот меня и нанимают крутые ребята. У них там как наказание такое – наряд, ящик с мусором разбирать. Ну, им же западло! И меня нанимают. Ну, когда прихожу. Завтра наверняка уже полный. – Маха обиженно ухватила стопку и решительно отставила в сторону, сдвинув белесые запятые бровок.
