– Да… – сказал он. – Я – Хром. Один-ноль в пользу бетонной балки. Иногда ноет на погоду.
Анита вышла из дома через час, как договаривались.
Арсен ждал ее на большом возке, в который была запряжена грустная пегая лошадь.
– Как лошадь зовут? – спросила Анита.
– Буцефал, – ответил Арсен с улыбкой. – Для тебя – Буца.
Анита пригнулась, посмотрела лошади под живот.
– Это кобыла, – заметила она.
– Я вижу – ты разбираешься в животноводстве, – сказал Арсен. – Такой специалист мне нужен! Поехали.
Телега затряслась на раздолбанном асфальте.
– Мне всегда было интересно, – сказал Арсен. – Каким образом Наставники определяют или создают материальную базу для Города? Кто тут этот асфальт, например, клал? Чем укатывал? я здесь живу уже пять лет, я очень общительный…
– Да уж, – рассмеялась Анита.
– …и могу предположить, что людей здесь, в Городе, около полумиллиона…
– Четыреста тридцать шесть тысяч с копейками, – сказала Анита. – я же работала в мэрии, там учёт.
– …и все, с кем я разговаривал, пришли сюда из временного промежутка с семьдесят девятого – мне было шестнадцать лет, я ездил вожатым в «Артек», там было много горячей комсомольской любви на взморье – и по две тысячи двенадцатый год…
– Я из двенадцатого, – вставила Анита.
– …где попадают в затруднительные ситуации самые прекрасные девушки всех времен и народов. Что дает нам общий период времени, в который люди приглашаются для данного этапа Эксперимента – тридцать три года. А техника тут вся на уровне семидесятых – восьмидесятых, да и то какого-нибудь захудалого колхоза под Смоленском. Автомобилей мало, стальной конь не спешит на смену крестьянской лошадке. Телефонизация никакая. У вас там, через двадцать пять лет, как с телефонами?
– У нас мобильники, – сказала Анита. – У всех. Даже у бомжей на вокзалах.
– Откуда на вокзалах бомжи?! – схватился за сердце Арсен. – Вы что же, не построили коммунизм? Да ладно, не красней, шучу. Знаю я, что вы там построили. И как.
Они переночевали на телеге, под рогожей. Было душновато, пахло сеном, Анита кусала губы. Арсен сказал ей, что вокруг – никого, обжитые кварталы Города остались позади, можно кричать, но она стеснялась.
На следующий день начались Болота. Они растворяли ландшафт потихоньку, незаметно – только что еще ехали среди пустых приземистых каких-то зданий, периодически попадалась труба или водонапорная башня – а вот уже и мир вокруг дик, как будто никаких людей никогда и на свете не было, легкий туман клубится над темными впадинами, скользит между зеленых, странно изогнутых ветвей, и мир пахнет влажной землей, гниющим деревом и почему-то йодом.
– Там дальше зелень начинается, – сказал Арсен. – Поля, плантации, у кого-то даже сады… Смотри, трава какая между дорогой и болотами. Мягкая, шелковая, как шерсть большого зверя. Хочешь, остановимся, я тебя в траву завалю?
Анита неуверенно рассмеялась. Арсен огляделся и внезапно посуровел.
– Тихо, – сказал он. – Слишком тихо. Сейчас гон у краснух, со всех сторон должен страстный рев стоять.
– Они опасные? Они какие? – У Аниты было очень много вопросов.
– Не опасные, – отмахнулся Арсен. – Здоровые и дурные. Такие… как крокодилы лохматые. Людей не трогают. Лягушек жрут.
Анита чуть успокоилась, хотя животное, описанное как «близкое к крокодилу» ей встречать в дикой природе все равно не хотелось.
Арсен спрыгнул с возка, передвинул что-то под сеном ближе к краю, пошел рядом, чуть заметно прихрамывая. Буца косилась на него, поворачивала голову, натягивая поводья.
– Иди, иди уже, – миролюбиво прикрикнул на нее Арсен. – Еще полчаса и будем на ферме Андреек.
Но лошадь вдруг заржала, принюхалась и остановилась.
Анита вскрикнула, в глазах у нее помутилось. Поперек дороги лежал человек – на животе, вытянув перед собою руку, нелепо разбросав ноги.
…как тот, как тогда, в луже крови, еще секунду назад живой и внимательный, удивленный, сероглазый, и вдруг сразу – разбитый и сломанный, раздавленный машиной…
…это ребенок, это ребенок, обожемойэторебенок…
– Это не ребенок, – отозвался Арсен. Она, кажется, говорила вслух. – Это Кун Андрейко, фермер. Он китаец, маленького роста. Быстро сюда, помоги!
Анита спрыгнула с телеги, побежала, как во сне.
– Ты за плечи, я за ноги, – скомандовал Арсен.
Они перевернули Куна. Его рубашка была разорвана, живот – окровавлен и раздут, с глубокой, но почти бескровной раной выше пупка. Рот и подбородок покрыты засохшей грязной слизью. Он часто дышал с каким-то страшным бульканьем, глаза его закатились под лоб, кожа была зеленоватой и влажной.
– Что за напасть! – бормотал Арсен, разрывая рубашку и быстро, умело осматривая и ощупывая лежащего человека. На солнечном сплетении его пальцы замерли, он чуть надавил и тут же с ужасом отдернул руку.
Кун открыл глаза, повел вокруг безумным взглядом и захрипел. Понять было ничего нельзя, но он показывал вверх и кричал, потом снова откинулся назад и потерял сознание.
– Бери теперь за ноги, – сказал Арсен сквозь зубы. – Плечи тяжелее. Понесли, быстро.
Они уложили Куна на телегу, прикрыли рогожей.
Арсен достал из-под сена короткое темное ружье, положил его на колени и погнал Буцу, не жалея.
– Ты врач? – спросила Анита, подпрыгивая на сиденье. Ей было страшно.
– Да, – ответил Арсен. – Но не такой.
– А какой?
– Ухо-горло-нос.
– Что у него с животом? Ты так дернулся…
Арсен ответил не сразу.
– Не знаю, – сказал он. – Не уверен. Но там, внутри, было что-то очень горячее, большое, твердое. И живое.
Фермерша стояла у плетня, беспокойно вглядывалась вдаль. Завидев их, замахала рукой.
– Это Галя Андрейко, – сказал Арсен Аните. – Она тут… всему голова.
Гале было лет пятьдесят, у нее были рыжие волосы, заплетенные в толстую косу, и круглое строгое лицо. Выслушав короткий доклад Арсена, она кивнула, сжав губы. Побежала к телеге, осмотрела Куна, погладила, что-то ему зашептала.
– Бена позови, – велела она Аните. – Он за домом, копает там, быстрее! В дом идите, мы занесем…
Бен оказался жилистым американцем средних лет в красной бейсболке. Сидя на корточках, он любовно окучивал невысокий кустик марихуаны. В зубах у него дымилась самокрутка.
– Мы привезли вашего… – Анита замялась, не зная, кто кому кем приходится. – Кун ранен. Сильно.
– А ты кто? – спросил Бен, поднимаясь с тяжелым вздохом и выражением лица «я так и знал, что все будет плохо».
