— У него Италия предает Ось.
— Ого! — воскликнула Джулиана.
— Италия переходит на сторону союзников. В результате перед англо-саксами открыто, как он пишет, «мягкое подбюшье Европы». Впрочем, не удивительно, что он так считает. Всем известна трусость итальянских солдат, — едва завидев британцев, они давали деру. Горькие пьяницы, разгильдяи. Драться не любят и не умеют. Этого парня... — Джо закрыл книгу, взглянул на обложку, — Абендсена, я не виню. Он писал то, что подсказывало воображение, выдумывал мир, в котором Ось — проигравшая сторона. А как бы еще она могла проиграть, не предай ее Италия? — Его голос дрогнул. — Всем известно, каким паяцем был дуче.
— Пойду переверну бекон, — Джулиана поспешила на кухню.
Джо встал и с книгой в руках последовал за ней.
— После того, как наголову разбили япошек, в войну вступают США. После победы Штаты и Британия делят мир между собой. Точь в точь, как поделили его Германия и Япония.
— Германия, Япония и Италия, — поправила Джулиана.
Джо непонимающе уставился на нее.
— Ты пропустил Италию, — сказала Джулиана, спокойно встретив его взгляд. «Выходит, ты тоже забыл? — мысленно произнесла она. — Как и все остальные? Маленькую империю на Ближнем Востоке... Опереточный Новый Рим.»
Она поставила перед ним поднос с беконом, яйцами, гренками, мармеладом и кофе. Он стал есть, не отрываясь от чтения. Джулиана села рядом.
— Чем тебя кормили в Северной Африке? — спросила она.
— Тухлой ослятиной, — кратко ответил Джо.
— Ужас!
Его губы растянулись в улыбке.
— «Азино Морте». Говяжья тушенка с этикеткой «АМ» на банке. Немцы называли ее Alter man, старикашка. — Он вернулся к еде.
«Надо бы почитать. — Джулиана протянула руку к книге. — Долго он у меня проживет? — Книга была в сальных пятнах, со следами грязных пальцев, в ней недоставало страниц. — Ее брали в дальние рейсы шоферы грузовиков, — подумала она. — Держу пари, Джо читает очень медленно. А этот роман мусолит уже несколько недель, если не месяцев».
Она раскрыла книгу наугад и прочла:
«... и теперь, в старости, он взирал на царство покоя, о котором издавна мечтали люди, но которое так долго не могли осознать. На корабли, ходящие от Крыма к Мадриду, на Империю, во всех уголках которой в ходу одна и та же монета, одна и та же речь, один и тот же флаг — знаменитый Юнион Джек. Сбылись, наконец, слова гимна: «Правь, Британия, морями...»
— Я тоже таскаю с собой одну книгу, — сказала Джулиана. — Собственно, это даже не книга, а Оракул, «Ицзин». Меня к нему Фрэнк пристрастил. У Оракула можно спросить совета на все случаи жизни. Я с ним никогда не расстаюсь. Никогда. — Она захлопнула «Саранчу». — Хочешь попробовать?
— Нет, — сказал Джо.
Она подперла голову ладонями и произнесла, исподлобья взглянув на Джо:
— Ты решил насовсем у меня остаться? А если нет, то на сколько?
«Теперь вся округа будет перемывать мне косточки, подумала Джулиана. — Поразительно, сколько в тебе ненависти к жизни. Но есть что-то еще. Ты похож на маленькую зверушку, невзрачную, но смышленую». — Изучая его умное, с резкими чертами лицо, она подумала: «С чего это я взяла, будто ты моложе меня? Впрочем, есть с чего. Из тебя еще не выветрилось детство. Ты, малыш, боготворящий своих старших братьев, майора Парди и генерала Роммеля. Спишь и видишь, как бы удрать из дому на войну с томми. Хотелось бы знать, действительно твоих братьев задушили проволочными удавками? После войны об этих зверствах много писали, и снимки печатали... — Она вздрогнула. — Но британские коммандос давным-давно осуждены и наказаны...»
Звучавшая по радио музыка умолкла. Судя по обилию помех, на коротких волнах передавали новости из Европы. Голос диктора то и дело пропадал или становился неразборчивым. Затем вдруг очень четко зазвучал голос денверского комментатора. Джулиана потянулась к ручке настройки, но Джо остановил ее.
«... Сообщение о смерти канцлера Бормана потрясло германский народ, которого не далее как вчера уверяли в том...»
Джулиана и Джо вскочили.
«... все радиостанции Рейха прекратили трансляцию радиопрограмм, и в эфире торжественно зазвучал «Horst wessel Lied», партийный гимн, в исполнении подразделения СС «Das Reich». Позже, в Дрездене, на совещании исполняющего обязанности Секретаря Партии с руководителями национальной службы безопасности Sicherheitsdienst[28], пришедший на смену Гестапо...»
Джо увеличил громкость.
«... о реорганизации правительства по инициативе бывшего рейхсканцлера Гиммлера, Альберта Шпеера и других, а также о двух неделях всеобщего траура. Как сообщают корреспонденты, большинство магазинов и учреждений уже закрыто. Однако до сих пор не поступило сведений об ожидаемом заседании Рейхстага, а без одобрения парламентом Третьего Рейха...»
— Выберут Гейдриха, — сказал Джо.
— По мне, лучше бы этого белобрысого, долговязого Шираха, — задумчиво произнесла Джулиана. — Господи, наконец-то он помер. Как ты думаешь, у Шираха есть шансы?
— Нет, — коротко ответил Джо.
— Теперь может вспыхнуть гражданская война, — предположила Джулиана. — Впрочем, они ведь совсем старые... Геринг, Геббельс и прочие партийные шишки.
«... добралась до его альпийского поместья близ Бреннера...»
— Это о Жирном Германе, — пояснил Джо.
«... сказал, что потрясен потерей не только солдата, патриота и доблестного вождя германской национал-социалистической рабочей партии, но и своего друга, которого он никогда не чурался, а напротив, всячески поддерживал в наступивший вскоре после победы период безвластия, когда элементы, враждебные герру Борману, пытались помешать ему стать во главе...»
Джулиана выключила радио.
— Пустая болтовня, — раздраженно сказала она. — Почему эти грязные убийцы говорят теми же словами, что и все мы?
— Они похожи на нас, — ответил Джо. Он снова уселся и принялся за еду. — На их месте мы поступили бы так же. А они, между прочим, спасли мир от коммунизма. Не победи Германия, мы бы сейчас жили под красными. А это куда хуже.
— Ты тоже болтун, — бросила Джулиана. — Как радио. Трепло.
— Я жил под нацистами, — сказал Джо, — и знаю, кто это такие. В сорок седьмом я получил в Организации Тодта трудовую книжку и вкалывал на стройках лет двенадцать... нет, тринадцать... почти пятнадцать лет. В Северной Африке и США. Можешь не верить, — он ткнул в сторону Джулианы вилкой, — но у меня в крови итальянский талант к земляным работам, и в ОТ меня ценили. Не заставляли кидать асфальт и месить бетон для автострад, а допустили к проектным разработкам. Сделали из меня инженера. Однажды проверять работу моей группы явился сам доктор Тодт. Он мне сказал: «У тебя хорошие руки». Это было высшей похвалой в его устах, Джулиана. Знала бы ты, что это такое — гордость труженика. Нет, немцы — не болтуны. До них все, и я в том числе, чурались черной работы. Аристократы! Трудовой Фронт положил этому конец. Я как будто впервые увидел свои руки. — Он так частил, что Джулиана с трудом его понимала. — В развалинах Нью-Йорка мы жили как братья. Строем ходили на работу, распевали песни. Каждый день, как грибы, вырастали новенькие красивые жилые здания, одно за другим, улица за улицей. Как мы отстроили Нью-Йорк и Балтимор — просто загляденье! Сейчас там, конечно, тодтовцев нет. Бал правят каратели вроде «Нью-Джерси Крупп и сыновья». Их хозяева — не нацисты, а родовитые европейские богачи. Но при них стало куда хуже. Роммель и Тодт просто ангелочки по сравнению с промышленниками вроде Круппа и пруссаками-банкирами. Все эти господа в костюмах-тройках... вот бы кого в газовку!
