« Господа в тройках были и будут, — мысленно ответила Джулиана, — а вот твои идолы, Роммель и Тодт, явились к нам после побоища разгребать обломки, прокладывать автострады, восстанавливать промышленность. Даже евреев не трогали, вот уже чего от них никто не ожидал... Объявили евреям амнистию, чтобы не прятались по щелям... А потом наступил сорок девятый... и прощай, Роммель, прощай, Тодт, ступайте пастись на лужок. Разве я не знаю, как живется под нацистами? Разве Фрэнк не рассказывал? Мой муж был евреем. То есть он еврей. Я знаю, доктор Тодт был скромнейшим и честнейшим человеком на свете. Я знаю, единственное, о чем он мечтал — дать надежную, достойную работу несчастным, отчаявшимся американцам, миллионы которых ютились среди руин. Обеспечить каждого, к какой бы расе он не принадлежал...
Тодт был инженером, а не идеологом... Сумел добиться многого, к чему стремился. Но...»
Смутная мысль, блуждавшая в глубинах сознания, обрела форму.
— Слушай, Джо, а разве на восточном побережье эта «Саранча» не под запретом?
Он кивнул.
— А почему ты ее читаешь? Разве у вас за нее не расстреливают?
— Все зависит от национальной принадлежности и от старой армейской нарукавной повязки.
Так и было. Меньше всего разрешалось читать, говорить и слушать славянам, мексиканцам, пуэрториканцам. У англо-саксов дела обстояли получше: их допускали в библиотеки, музеи и на концерты, их дети учились в общественных школах. Однако... «Саранча» была не просто опальной книгой, она была запрещена для всех без исключения.
— Я читал ее в сортире, — признался Джо. — А прятал под подушкой. Честно говоря, потому и читал, что нельзя.
— Да ты смельчак, — улыбнулась Джулиана.
— Издеваешься? — с подозрением спросил он.
— Нет.
— Вам здесь легко живется. Никаких проблем, целей, трудов и хлопот. Плывешь себе по течению, словно с довоенных лет ничего не изменилось...— В его глазах застыла насмешка.
— Решил убить себя цинизмом, — перебила его Джулиана. — Ах, бедняжка! Идолов у него отобрали, некому теперь подарить свою любовь! — Она держала вилку острием вперед, и это от него не укрылось. «Ешь, — мысленно приказала она — или откажись от удовлетворения физиологических потребностей».
Джо набил рот и, прожевав, продолжил:
— Этот Абендсен живет неподалеку отсюда, в Шайенне. Спокойное местечко нашел для раздумий над судьбами мира, верно? Прочти вот здесь. Вслух прочти.
Она взяла книгу и вслух прочитала на обороте обложки:
«Он — бывший сержант морской пехоты США, участвовал во Второй Мировой войне. В Англии был ранен в поединке с фашистским танком «Тигр». Ходят слухи, что его дом набит оружием и превращен в неприступную крепость». — Она закрыла книгу. — Тут не написано, но мне говорили, что он немного свихнулся. Живет высоко в горах, окружил свой дом колючей проволокой под током. До него не просто добраться.
— А может, он прав, что опасается? — предположил Джо. — Шишки из Партии, небось, рвали волосы на голове, когда прочли его книгу.
— Он и раньше так жил, до того, как написал «Саранчу». Его дом называется... — она взглянула на обложку, — Высокий Замок. Название он сам придумал.
— Да, немцам его не взять, — пробормотал Джо, торопливо жуя. — Он всегда начеку. Хитрый черт.
— А все-таки, надо быть очень смелым, чтобы написать такое. Не победи Ось, мы могли бы говорить и писать все, что угодно, как до войны. И страна была бы цела, и законы куда справедливей. И одни для всех.
К ее удивлению, Джо сигласно кивнул.
— Не пойму я тебя, — сказала Джулиана. — Во что ты веришь? Чего хочешь? Защищаешь этих уродов, которые задались целью перерезать всех несогласных, и тут же... — она яростно схватила его за уши и потянула вверх. От изумления и боли у него глаза вылезли из орбит.
Тяжело дыша, они молча смотрели друг на друга.
— Дай мне доесть твою стряпню, — наконец взмолился Джо.
— Что ты сказал? Ты не хочешь со мной говорить? Понимаешь, о чем я спрашиваю, и жрешь, как ни в чем не бывало? — Джулиана изо всех сил выкрутила его уши и отпустила. Они мгновенно побагровели.
— Пустой разговор, — буркнул Джо. — Не о чем спорить. Знаешь, как коричневые рубашки прозвали когда-то болтунов-интеллигентов? Eirkopf, яйцеголовые. Потому что их огромные, выпуклые черепа легко раскалывать в уличных заварушках.
— Если ты и обо мне такого мнения, почему бы тебе не убраться отсюда? — разозлилась Джулиана.
У нее мороз пошел по коже от его зловещей гримасы.
«Какая я дура, что пустила его к себе, — горько подумала она. — Теперь поздно. Мне от него не отделаться».
Джулиане казалось, что произойдет что-то страшное и это будет связано с ним.
— Ну, в чем дело? — Он приподнял ее подбородок, погладил шею, сунул руку под рубашку и стал с вожделением гладить плечи. — Это нервы. Проблемы. Сеанс психоанализа и мы снимем тяжесть с вашей души.
— И тебя назовут евреем-психоаналитиком. — Она слабо улыбнулась. — Хочешь вылететь в трубу крематория?
— Ты боишься мужчин. Верно?
— Не знаю.
— Это мне стало ясно еще ночью. Если бы я не... — он осекся. — Не старался угадывать все твои желания...
— Если бы ты не переспал до меня с кучей баб, — перебила его Джулиана. — Вот что ты хотел сказать.
— Я сказал правду. Знай, Джулиана, я никогда тебя не обижу. Даю слово, больше того: клянусь прахом матери. Я буду очень внимателен, буду заботиться о тебе, всегда приду на помощь, если что... Брошу свои дела. Пусть не каждый раз, но я смогу утешить и приободрить тебя. Тебе пока просто-напросто не везло.
Слегка успокоенная, она кивнула. Но в душе оставались холод и тоска, и Джулиана не понимала, откуда они взялись.
В начале рабочего дня Тагоми улучшил минутку, чтобы поразмыслить в одиночестве.
Утром, перед уходом на работу, он ознакомился с докладом Ито. Молодой студент был уверен, что Бэйнс — не швед. Скорее всего, он немец.
Но ни в Торгпредстве, ни в токкоте — японской службе безопасности — не питали иллюзий относительно способностей Ито к германским языкам. «Похоже, это все-таки его нелепые домыслы, — подумал Тагоми. — Олух-энтузиаст с романтическими наклонностями. Игра в сыщиков плюс чрезмерная подозрительность».
Но кто бы ни был Бэйнс по национальности, совещание с ним и пожилым господином с Родных островов произойдет в условленное время. И, надо сказать, этот человек пришелся Тагоми по душе. «Возможно, главный талант опытного руководителя и заключается в том, чтобы распознавать хороших людей при первой встрече, — подумал Тагоми. — Чувствовать характер человека. Уметь заглянуть в душу. Даже скрытый чертами инь, мне виден мерцающий во тьме свет сердца, свет ян.
