Эштра зыркнула на него своим мутным глазом, и язык Хавра сразу окостенел. Окш, даже и не догадывающийся, какая беда постигла его сотрапезника, поднес кубок с вином к губам.
— За что пьем? — как ни в чем не бывало, поинтересовалась Эштра.
— Собирались пить за кончину Карглака, да повод отпал… Придется выпить за твое здоровье.
— Дался вам этот Карглак, — опять поморщилась Эштра. — Он сейчас как волк, оставивший в капкане свою лапу. Забился в какую-нибудь нору и зализывает раны.
Они уже отставили кубки в сторону и занялись закуской, когда Хавр, все это время сидевший с каменным лицом, с шумом изверг из своих уст вино, которое так и не смог проглотить.
— Мое угощение пришлось тебе не по вкусу? — огорчилась Эштра.
— По вкусу… — еле-еле просипел Хавр. — Просто у тебя взгляд тяжелый, несравненная… Даже глотка онемела…
— Это тебе наука, — вновь наполняя кубки, объяснила Эштра. — Думай, прежде чем языком молоть.? Придется…
Окш, дабы замять неловкость, поспешил перевести разговор на другую тему.
— Вино весьма приятное, но прежде я такого никогда не пробовал, — сказала он, рассматривая содержимое кубка на свет.
— Ничего удивительного. — Эштра презрительно скривилась. — Ты привык к бурде, которую жестянщики готовят из заплесневелого зерна. А это настоящее вино, доставленное из чужедальней страны, даже название которой успело забыться. Оно настояно на крови ядовитых гадов и листьях редчайших растений, а потому никогда не выдыхается и не прокисает, как другие вина.
— И все же я предпочитаю напитки, изготовленные у меня на глазах. — Окш покосился на Хавра. — Помнишь вино, которым ты отравил моих воинов?
— Не отравил, а только одурманил, — возразил тот уже вполне нормальным голосом.
— Какая разница, если все одурманенные были потом зарезаны врагами! Я хочу знать, где ты раздобыл тот яд.
— У Карглака, — ответил Хавр.
— Разве Карглак разбирался в ядах? — Окш перевел взгляд на Эштру.
— Примерно так же, как и ты, — небрежно ответила она. — До самого последнего времени я сама составляла все нужные ему яды.
— Надеюсь, в этом вине яда нет? — Окш прищурился, разглядывая Эштру через стекло кубка.
— А какой ответ тебя больше устроит?
— Правдивый.
— Ты надеешься добиться правды от максара? — Она отшвырнула опустевший кувшин и жестом фокусника извлекла откуда-то новый. — Не перестаю удивляться твоей наивности… Но на сей раз можешь быть спокоен. Если бы я хотела отравить тебя, то сделала бы это раньше.
— Раньше? — Окш на мгновение задумался. — Раньше ты была другая. А сейчас изменилась. Значит, могли измениться и твои планы.
— Все это тебе только кажется… Особенно сейчас, с пьяных глаз. Просто стычка с Карглаком обошлась мне слишком дорого. До сих пор не могу от нее оправиться. Попробовал бы сам помериться с ним силами. Сейчас бы небось по-другому говорил.
— Я мог уничтожить Карглака одним мановением руки. — Окш, которого и в самом деле начал разбирать хмель, очень картинно изобразил это мановение. — Кто помешал мне, если не ты? И на поединок сама напросилась. Я тебя не заставлял.
— Меня распирала злоба! Я жаждала Отомстить Карглаку за все прошлые обиды!
— Сперва жаждала, а потом передумала?
— Что ты хочешь этим сказать? — В голосе Эштры появились угрожающие нотки.
— Ничего. Но согласись, вольно или невольно Ты спасла его.
— Если уж начал говорить, так говори прямо, а не петляй, как заяц! В чем ты меня обвиняешь? В измене? В сговоре? Или только в оплошности? Чем ты вообще недоволен? Армия Чернодолья разгромлена! Карглак искалечен. Погибло немало максаров!
— Всего четыре! — прервал ее Окш. — А их тысячи! Сколько же сил и времени понадобится на то, чтобы уничтожить всех остальных!
— Так ты и впрямь решил искоренить нашу расу? — Эштра оскалилась, словно собираясь укусить Окша. — Выходит, Карглак был прав? Имя Губителя Максаров дано тебе не напрасно?
— А если и так! — Окш уже не мог сдержать себя. — Хватит им отравлять своим присутствием землю и небеса! Хватит сеять ненависть и насилие! Хватит пить чужую кровь! Без максаров этот мир станет куда более приятным местом!
— Но ведь ты сам максар! Плоть от плоти и кровь от крови!
— Меч и коса тоже сделаны из одной стали, но служат разным целям!
— А что будет, если твой безумный план удастся и с максарами будет покончено?
— Развязав себе руки, я наведу порядок и во всех соседних странах.
— Мечом или косой? — ухмыльнулась Эштра.
— Для разумных и покорных будет достаточно одного моего слова! А для непокорных и скудоумных у меня найдется кое-что пострашнее меча.
— Знаю! Уже имела удовольствие наблюдать, как ты сметаешь с лица земли целые толпы своих и чужих!
— Я хотел прикончить Карглака! Самого опасного из всех максаров! Моего исконного врага! Того самого Карглака, который по твоей милости ушел от возмездия!
— Потому и ушел, что он единственный, кто может остановить Губителя Максаров!
— Значит, ты признаешь, что отпустила его преднамеренно?
— Я ничего не признавала даже тогда, когда дни напролет висела на дыбе над горящей жаровней! И не тебе меня допрашивать, щенок! Еще не родился тот, кто заставит меня держать перед ним ответ!
— Выбирай выражения, иначе тебе придется держать ответ перед владыками преисподней!
Казалось, еще немного и словесная перепалка перейдет в рукопашную схватку. Хавр, все это время предусмотрительно молчавший (несмотря на изрядное количество выпитого вина, во рту у него было ощущение, что там до сих пор таял кусок льда), незаметно положил ладонь на рукоять клинка и постарался сделать так, чтобы им можно было воспользоваться в любой момент.
Окш и Эштра между тем продолжали поливать друг друга хулой и взаимными упреками.
— Знаешь, какое наказание ожидает того, кто воюет на стороне чужаков против собственных братьев? — шипела она. — Ему ломают все кости и сажают в бочку с голодными крысами! Такая же участь ожидает и тебя, изменник!
— Очень сомневаюсь, что это у вас получится! Зато уверен, скоро ты окажешься там, откуда я по глупости спас тебя! В сыром каменном подземелье! В кандалах и колодках! В парше и гное! В собственном дерьме! — орал он.
Казалось, потоку брани не будетконца. Первым потерял терпение Хавр. Он так хватил своим кубком по массивному серебряному блюду с заливным мясом, что вино и студень забрызгали обоих спорщиков.
— А не выпить ли нам еще по чуть-чуть? — заявил он. — Вы оба сказали друг другу столько теплых слов, что от них должно неминуемо пересохнуть в горле.
За столом наступило молчание, не менее тягостное, чем при прощании с покойником. И если совершенно протрезвевший Окш, похоже, уже начинал сожалеть о случившемся, то Эштра была настроена самым решительным образом.
