Ознакомительная версия.
– Хорошо быть инфистом, – сказал я бодро. – Как думаете?
Ее пальцы все еще держались за края блузки, готовые рвануть в стороны, но глаза заискрились смехом, она откинула голову, переводя мое внимание на пышный каскад ее пепельных волос.
– Инфистов много, – проговорила она задорно. – Но император – один!
– Император, – пробормотал я. – День назад мне предлагали титул Верховного Мага… Не знаете, что выше?
Она спросила живо:
– А сами вы что предпочитаете?
Пальцы поправили волосы, глаза и губы смеялись, смеялись. Я ответил в тон:
– Разве такие мелочи могут заинтересовать… меня?
Она поняла как комплимент, мол, я с нею чувствую себя выше всех императоров. Маленький прокол в образовании этих красоток, но, с другой стороны, никто не может предусмотреть появление чего-то уникального, а я и есть самое что ни есть уникальное на свете, потому по-хозяйски взял ее за руку и вышел с нею в яркий солнечный день.
Джессика щурилась, точеный греческий нос превратился в носик, огромные изумрудные глаза стали щелочками. С этой рожей она выглядела еще очаровательнее, а когда споткнулась, вроде бы ослепленная, я охотно поддержал ее, с удовольствием чувствуя на руке крупную горячую грудь.
Она прижалась на миг, женщины чувствуют, когда нравятся, но те, кто хочет быть к императору ближе, должны чувствовать, когда нужно отстраниться.
– Ой, – сказала она легко, – как в глаза прожектором!..
Отстранилась, причем дала виртуозно понять, что делает это с великой неохотой, а вообще-то ее сокровенная мечта – умереть в моих объятиях. Или хотя бы встать передо мной в позу завязывающего сандалии римского сенатора.
Обед проходил в молчании. По-прежнему королевский, даже императорский, но мы – Семеро Тайных, не «новые русские», дорвавшиеся наконец-то до жрачки вволю, ели спокойно, даже вяло, а к дорогим винам никто не притронулся вовсе.
Потом десерт, охлажденные соки, а после обеда мы перешли на верхнюю палубу, где нас уже ждали легкие удобные кресла. Яхта не шла, а летела над волнами, едва-едва касаясь гребешков, встречный ветер, однако, не силен, как раз в меру, чтобы уравновешивать зной средиземноморского солнца.
Мы некоторое время сидели молча, глядя на проносящиеся волны, на чаек и альбатросов. Челлестоун сказал грохочущим, как камнепад, голосом:
– Владимир, вы можете кому угодно рассказывать, что последние два года только по бабам, но мы… не кто угодно. Надеюсь, вы нас понимаете?
– Нет, – ответил я. – За последние два года, как вы говорите, я опубликовал шесть работ. Из них – два толстых полноценных романа.
– Видеоромана, – уточнил Соммерг. Голос его и лицо были такими, словно вместо апельсинового сока хлебнул уксуса. – Эти поделки штампуют по штуке в два месяца!
Лакло сказал живо:
– Вы недооцениваете мистера Владимира!.. Он такой роман способен написать за две недели. И, есть данные, что последние два так и были… гм… написаны.
– Тем более, – рыкнул Челлестоун. Он подумал, почесал в затылке, словно в его мохнатой душе проснулся далекий русский предок. – Тем более. По бабам тоже не охотник. Пользуете то, что само приплывет в руки. По старому русскому принципу: всякую дрянь бери и пяль, Бог увидит – лучше подаст. А раз так, то вы не расходуете на них ни времени, ни денег, ни эмоций. В казино вас тоже не видели… В извращениях не замечены, порочащих и непорочащих связей тоже нет. Спортом не увлекаетесь… Словом, времени у вас вагон и маленькая тележка.
– У вас тоже, – ответил я.
Челлестоун хохотнул, Соммерг иронически улыбнулся, а заговорил живо Лакло, уже румяный и доброжелательный:
– Володя, мы просто знаем ваш потенциал. Там, где любой из нас в состоянии сделать одну работу, вы сделаете десять!.. То, над чем я буду ломать голову пару месяцев, вы с легкостью сформулируете за вечер. Мы знаем не только вашу чудовищную работоспособность, но и поразительную одаренность. Наши спецы проанализировали все ваши работы. Там такие золотые россыпи, что разрабатывать бы целому институту!.. Кстати, Челлестоун уже позаботился, такой институт создали. Так что когда говорите, что, кроме этих работ, ничего-ничего, простите, никто из нас не поверит…
Он закончил почти шепотом, как бы извиняясь за излишне горячую речь, даже щеки запунцовели, торопливо сел, в руках появился большой клетчатый платок. Я смотрел, как он вытирает лоб, щеки, шею, в черепе метались суматошные мысли, а потом быстро устали и едва двигались.
Соммерг сказал желчно:
– Владимир, что молчите? Похоже, эти жуки вас прижали!
– Вы тоже… жук, – ответил я.
Он кивнул с самым хмурым видом.
– Еще какой, увы.
– У меня, – сказал я медленно, – понятно, есть наработки… начатые работы… есть множество фрагментов… Вы считаете, что у вас есть на них право?
Челлестоун рыкнул нетерпеливо, без сомнений и колебаний.
– Есть!
– По какому… Ах да, рухнет последняя Империя Зла, рассыплется в песок Юса… Но разве ей уготован был большой срок?.. Двести с небольшим лет такому образованию – по меркам человеческой жизни немало, но для истории это миг. Это было… да, употребляю прошедшее время не случайно, это было не государство, не страна, не нация, а именно образование… как, скажем, могущественная империя гуннов или Чингисханов. Те тоже потрясали мир. Так что я не вижу причин для такого волнения. Вот Древний Рим рухнул – это было потрясение! Но и тогда на развалинах возник мир намного лучше. Наш мир.
Челлестоун смолчал, вместо него Лордер сказал сухим металлическим голосом:
– Есть разница, я уже говорил. Многие страны и народы Европы и Азии не слышали о каком-то Риме, а сейчас даже далекая Россия пользуется нашими американскими долларами. И повязана поставками, договорами! Можно сказать, что у нас единая кровеносная система. Понятно, даже в человеческом теле в одних частях тела крови больше, в других – меньше, но обрезать такие вены… бр-р-р!.. чревато. Ввиду такой серьезной угрозы мы и берем на себя ответственность… за все. Вы, Владимир, откроете нам все свои разработки. А мы – посмотрим. Молитесь, чтобы там оказались серьезные вещи. Иногда мне кажется, что мы вас сильно переоценили. Бывают, знаете ли, вундеркинды, что в детстве соображают на уровне взрослых. Но когда сами становятся взрослыми, то уже не выделяются из общего стада… Какой пароль на вход в ваш комп?
Я даже вздрогнул, переход был очень резким и неожиданным.
– Вы даже не хотите предположить, – пробормотал я, – что я печатаю на пишущей машинке?
– Мы говорим серьезно, – сказал он резче.
– А если я работаю на съемном харде?
Он даже не заколебался, глаза стали раздраженными.
Ознакомительная версия.
