— Вот материал получше, — заявил он.
Ткач осторожно взял ее, повертел в руках, поглядел на обе стороны, затем потер между пальцами.
— Вот вам доказательство того, что можно сделать ткань и получше, — сказал Пурпурный.
Другие ткачи подались вперед. Рубашка быстро пошла по кругу. Ее обнюхивали и проверяли на вкус, щупали и что-то бормотали. Ткачи не могли поверить, что такое качество возможно.
Наконец она добралась до старого Лесты. Тот принялся разглядывать ее на свет. Потом рванул и опять поглядел на свет. Пропустил между пальцами, понюхал, хмыкнул и лизнул. Опять хмыкнул, свернул кульком и шагнул к центру поляны. Один из ткачей, поняв его намерения, подхватил глиняный кувшин и налил в кулек воду. Ткань воду держала.
Леста начал медленно считать, но только несколько капель просочилось наружу. С такой скоростью пришлось бы ждать целый день, пока кулек опустеет.
— Гм, — буркнул Леста и выплеснул воду на землю. — Ты прав, — сообщил он. — Ткань замечательная. Так почему бы тебе ее не использовать?
— Потому что это все, что у меня есть, — ответил Пурпурный, забирая рубашку назад. Он начал отжимать из нее воду. — Я хочу, чтобы вы изготовили такую.
— А чего ради я должен стараться, — проворчал Леста. — Если тебе нужна такая ткань, иди туда, где ты взял этот кусок.
— Я и хочу это сделать! — взорвался Пурпурный. — Я хочу попасть домой. Я — один в этой незнакомой стране! Я домой хочу!
Я пожалел его. Но ничем не мог помочь. Мы тоже были одни на незнакомой земле. И хотя вина за это целиком лежала на Пурпурном, я пожалел его.
Пурпурный отвернулся от ткачей и принялся натягивать на себя все еще влажную рубашку. Было видно, что он смущен своей вспышкой. Я подождал, пока он не покроет свое противоестественное розовое тело. Потом повернулся к Лесте.
— Вы не можете делать такого качества ткань, верно?
Леста невнятно пробубнил что-то.
— Что?
— Нет, — ответил он, — нет не могу. И никто не может. Это демонская ткань.
— Но если вы узнаете, как такую ткань делать, — предложил я, — то станете величайшими ткачами в мире. Верно?
— Я и без того лучший ткач в мире! — закричал старик.
— Ага, — ответил я. — Но что с тобой будет, если умение делать такую ткань приобретет кто-то другой?
Леста замер.
— А ты не сможешь.
Он ничего не ответил. Посмотрел на меня, на Пурпурного, потом опять на меня. Но все же быстро овладел собой и сказал самонадеянно:
— Чепуха! Это сделать невозможно!
— Рубашка Пурпурного доказывает, что это вполне возможно. Если потребуется, Пурпурный может показать, как это делается. Если будет нужно, он обучит других ткачей этому мастерству.
Леста ощетинился. Начал было поворачиваться, чтобы уйти, но тут же отменил свое намерение. Открыл было рот, намереваясь что-то сказать, и снова закрыл его. Глаза его сверкали.
— Это невозможно сделать! — повторил он. — Но если все же возможно, то я это сделаю. Если кто-то и сможет сделать, то этим человеком буду только я!
При этих словах Пурпурный повернулся к нам, застегивая свой защитный костюм.
— Вот и хорошо, Леста, — сказал он. — Я принимаю твое предложение.
Леста растерялся.
— И я помогу тебе его выполнить.
Леста понял, что отступать некуда. У него не оставалось теперь выбора. В любом случае, он терял свое лицо и реноме главного ткача.
Мы отправились на ревизию ткацких станков. Предложение Пурпурного научить лучшему качеству тканья было принято, но его намерение ознакомиться со станками встретило некоторое сопротивление.
— Но как я могу вас чему-то научить, если не знаю оборудования, на котором вы работаете.
Леста пожал плечами.
— Тебе придется учить нас здесь.
— Но я не могу, — возразил Пурпурный. — Я должен вначале усидеть станки.
— Тогда никакой новой ткани вам не будет. Я не могу показать вам станок.
— Хорошо. Я найду ткача, который согласится показать мне свой станок.
Тут старому Лесте пришлось смириться. И он повел нас на свою секретную поляну. Входить на нее позволялось только ткачам. То, что Леста решился нарушить древнюю традицию, показывало, насколько важной он считает ткань Пурпурного.
Когда мы подошли ближе, то услышали звуки огромной скрипящей машины, содрогающейся и протестующей. Звуки сменялись криками и командами. Все вместе образовывало стабильный цикл — крик и содрогание, команда и крик.
Мы вышли на поляну, и я впервые в жизни увидел ткацкие станки. Они представляли из себя тяжелые деревянные конструкции — гигантские движущиеся рамы, установленные под странными углами друг к другу. При каждой команде они качались взад-вперед. При этом ткань, казалось, сама появлялась между ними. На некоторых станках виднелась паутина нитей, на других куски неокрашенной материи.
Начальник группы увидел нас, и команда застряла у него в горле. Рамы замедлили свое движение и остановились. А мелькающие нити тоже застыли в неподвижности. Ученики и рабочие повернулись и уставились на нас.
— Нет, нет, — произнес Пурпурный, — распорядись, чтобы они продолжали работать.
Леста принялся отдавать команды. Ткачи недоуменно глядели на него. Ткани ткать? Когда здесь чужие?
Леста угрожающе зарычал, и я понял, почему он стал главным ткачом. Подмастерья нервозно вернулись на свои места. Начальник группы откашлялся и принялся отдавать команды дальше. Станки опять начали скрипеть.
Молодые мужчины блестели от пота, толкая тяжелые рамы взад и вперед, а мальчишки тем временем играли во что-то наподобие «кидай-лови», бросая клубок ткани между рамами.
Я никогда не видел ткачества прежде и был зачарован процессом. Леста объяснил технологию:
— Берется два вертикальных ряда нитей, каждая на своей раме. Они независимы друг от друга, но подвешены таким образом, что могут меняться местами. Горизонтальные нити кладутся по одной, затем рамы меняются местами и процесс повторяется.
Пурпурный медленно кивал, точно это ему все было давно ясно. Возможно, так оно и было. Он осмотрел образец только что полученной ткани и спросил:
— Лучше этой ткани вы сделать не можете?
— В принципе я мог бы, но где я возьму зубья для станка, достаточно тонкие, чтобы натягивать нить, и где я возьму нить, чтобы ее можно было использовать с такими зубьями.
Пурпурный провел пальцем по материи.
— Откуда они берутся, ваши нити?
— От волокнистых растений. Иногда мы используем овечью шерсть. Если удасться ее выменять. Она обычно очень груба или ее очень мало.
