Бумаги-бумаги-бумаги. Две пачки денег. Фунты стерлингов. Ого. Визирь, да ты позер… Журнальчик с девушкой в коже и с плетью в руках на обложке. Ха-ха. Тебе это нравится? Перехваченная резинкой стопка компьютерных дискет. Пятидюймовых. Господи, Визирь, ты о какой информационной власти говоришь… если доверяешь устаревшим носителям? Они года не продержатся. Надо будет Визирю компьютерный ликбез пройти.
Левая тумба стола. Пистолет. Черт, красивый! Как ловко ложится в руку. Заров навел оружие на Хайретдинова, сказал:
– Паф!
Визирь сморщился, отвернулся. Доверяет. Заров помедлил, глядя на пистолет. Положил обратно, стал выдвигать ящики дальше.
То, что он искал, нашлось в правой тумбе стола. Там был оборудован целый бар. Виски, джин, водка, коньяк. Более легкие напитки Визирь, очевидно, не считал столь повседневной вещью, чтобы держать в столе.
Заров достал знакомую фарфоровую фляжку армянского коньяка, уже откупоренную и наполовину пустую. Глотнул, подошел к Хайретдинову. Тот злился, но тихо, почти незаметно. Он сейчас работал, а писатель глушил больную совесть.
– Хочешь, Рашид? – спросил Заров.
Не дождался ответа, сделал еще глоток.
– Да, да, – бормотал в трубку Хайретдинов. – Там стройка, я проверил по карте – четыре муниципальных многоэтажки. Да, там где они ночевали! В девять вечера. Я собирался послать своих людей…
Ярослав вновь уселся у камина. Жалко, что огонь не горит. Вчера, когда они сидели втроем, беседовали, находя свои странные точки соприкосновения, огонь был еще одним присутствующим. В пламени – тысячелетняя магия людей. Грань между зверем и человеком. Яблоко ли протянул змий Еве? Может быть – лепесток огня?
– Мария, я откровенен. Я отдаю тебе возможных союзников. И прошу только об одном – давай не будем торопиться. Хорошо?
Визирь положил трубку. Постоял, лицо медленно расслаблялось – и лепилось заново, находя прежнюю форму. Безжалостную и сильную.
– Беда с вами, интеллигенцией, – буркнул он. Подошел, взял у Зарова бутылку, и, так же как он, бесшабашно и по-свойски глотнул из горлышка. – Литератор! Ты знаешь, чем интеллигент отличается от нормального человека?
– Чем?
– Тем, что нормальный человек запивает совершенную подлость стаканом водки, а интеллигент – бутылкой.
– Два литра водки – смертельная доза, – сказал Заров.
– Что?
– Когда-нибудь, очень-очень нескоро, – терпеливо сказал Ярослав, – расплатой за подлость будет такая доза отравы, которую человек не выдержит.
– И что?
– Не знаю, Визирь. Но если подлость станет равна смерти – то мир, наверное, изменится.
Мужчина с телефоном ушел. Кажется, слегка удивленный собственной добротой. Мария смотрела ему вслед.
– Визирь паникует? – спросил Илья.
Женщина пожала плечами.
– Не знаю. Паникует, блефует, заманивает в ловушку. Может быть – все вместе.
Карамазов прищурился, вспоминая лицо пацана. Одновременно испуганное и ненавидящее. Удар по лицу…
Никто из ударивших его не уходил от расплаты.
– С мальчишками надо кончать, – сказал он.
– В тебе говорит злоба, – сухо сказала Мария.
– Ну и что?
– Илья, дети должны умереть. Но не потому, что они так долго водили тебя за нос. Просто в них сейчас собралось все самое худшее нашего мира. Даже Визирь, даже писатель считают так. А тобой движет месть.
– Свобода не нуждается в оправданиях, Мария. Вот и вся разница, – Илья посмотрел ей в глаза. – Ты убиваешь во имя Добра, я – повинуясь своим желаниям. Но есть ли эта разница… вне наших душ?
Наверное, Визирь понимал, что настоящей Власти над ним не получит. Никогда. Зарову нравились две вещи в его редкой специальности – то, что он мог говорить правду и то, что у него не существовало начальников.
– Чего ты, собственно, хочешь? – спросил Посланник Власти. – Денег, что ли?
– Веры в себя. Я обещал.
– Что ты обещал? Романчик написать? О злобных марсианах и отважных землянах? Да очнись, Ярослав! Наступило время больших дел!
– Рашид, я выполняю обещания. Тебе это не нравится?
– Нравится, писатель.
Заров хотел было сказать – «зови меня литератор», но промолчал. Это он говорил только друзьям.
А Хайретдинов был союзником, партнером, даже – хозяином. Но не другом.
– Ладно. Езжай, – Визирь уступил мгновенно. Словно сложил что-то в уме, экстраполировал на будущее – и признал свою ошибку. – Ярослав, единственное, что хочу сказать…
– Ну?
– У тебя все-таки возникнет искушение… это неизбежно. Пойти на ту встречу. Дать ребятишкам денежку, задержать Илью с Марией… если они придут.
– Ты считаешь меня большим идиотом, чем я есть.
– Извини. Но я знаю эту сладость… сладость добрых дел. Отсроченного греха, оттянутой подлости, – Визирь подступил к нему, маленький, плотный, суетливый, – такой безобидный человек… который не был человеком. – Писатель, ты не ошибись, а? Всегда хочется остаться чистым. Хорошим-хорошим… Не марать руки кровью невинных младенцев. Не делать зла своими руками. Тебя ведь это страшит? Именно – своими руками! Пойми, когда мы умываем руки – мы открываем путь куда большей крови!
– Я знаю.
– Знать – это не главное. Ярослав, ты умный мужик. Ты любишь красивую жизнь и добрые дела. Работа такая, да? Так пойми – эту красоту и доброту принесет не Посланница Добра. Не мальчик, который ни во что больше не верит! Я, гнусный человечек узбекской национальности…
– Рашид, вот этим не кичись. Знаешь, националистов и шовинистов я одинаково… люблю.
– Знаю. Но именно я, чужеродец, двинутый кланом на партийную работу, полюбивший демократию, обрусевший и ставший святее папы римского – я принесу стране покой! Покой и веру в себя! Достоинство и силу! Понимаешь? Не омовение сапог в чужих океанах, не карточки на масло, не распродажу всего и всем! Я подниму эту страну с колен! Она ждет меня! Меня, Власть! Силу! Да, тысячи сгинут бесследно! Да, миллионы заткнут себе рты! Господин писатель, что тебя больше ранит – тысяча правдолюбцев или миллионы голодных и униженных?
Заров не ответил.
– Ты до сих пор думаешь – как меня обмануть, – уже спокойнее сказал Хайретдинов. – И рыбку съесть, и в кресло сесть. Очнись!
– Я давно уже очнулся, Рашид.
– Ой ли?
– Я просто выполняю свои обещания. Понимаешь?
– Тебе дать машину? – помолчав, сказал Визирь.
– Дай.
Хайретдинов подошел, положил руки ему на плечи:
– Ярослав… я тебе верю!
– Я хочу дойти до конца, – просто сказал Заров. – Понимаешь? Я творю чтиво. Развлекаю публику. Так позволь мне… отыграть эту роль.
– Не заиграйся.
Машину вел Семен. Когда они пересекли кольцевую дорогу, Заров не удержался, спросил:
