Впрочем, не только в “Малахите” знают ее голос.
Розита – очень молодая певица, но два раза она уже выступала на фестивалях Северного полушария.
Я невольно отрываю глаза от лица Бируты и отыскиваю взглядом черноволосую красавицу Розиту.
И вдруг вижу ее с Женькой. С Женькой Верховым! Они танцуют вместе.
Но они не просто танцуют. Они, кажется... как и мы с Бирутой...
Должно быть, у меня резко меняется лицо, потому что Бирута тихо и обеспокоенно говорит:
– Пойдем в парк! Хоть ненадолго!
– Пойдем! – отвечаю я. – На сколько хочешь!
Мы выходим в темнеющий парк, который дышит весной, шелестит майскими клейкими листьями и что-то обещает своим шелестом – светлое, радостное, настоящее.
– А на Рите не будет весны... – тихо говорит Бирута. – Как это можно... без весны?
– Мы сделаем себе весну сами!
– Как?
– Будем ездить.
– Не понимаю.
– Будем ездить к экватору. Соскучился по зиме – лети к полюсу. По весне – к экватору.
– Ты шутишь... А там это будет не так просто – лети туда, лети сюда...
– Ну, не сразу... Сделаем, чтобы со временем стало просто.
– И все равно это будет не то. Весна – это пробуждение. Оно не может быть постоянным. И вообще, Сандро, там будет сложнее, чем можно себе представить. Так мне кажется.
– Рута...
– Да?
– Не зови меня Сандро. Зови Сашей.
– Почему? Все тебя так зовут.
– Это пришло из школы. Невольно. А ты зови меня иначе.
– Твоя прежняя девушка звала тебя Сашей?
– Нет. Она меня звала не так. Но не надо о ней. Это умерло.
– Скажи точнее, – тихо произносит моя спутница, глядя себе под ноги. – Скажи: было убито. Я же видела!
– Что ты видела?
– Ее. Ту девушку.
– Где ты могла ее видеть?
– Зачем ты удивляешься, Саша? Она же была осенью в “Малахите”. А я не слепая.
Теперь я понимаю, что она говорит о Лине. Сразу-то не дошло.
– Это была не та девушка, Рута!
– Но она на тебя так глядела!
– И все же это была не та девушка! Ты не могла видеть ту. Она не приезжала сюда. И не приедет. Она давно забыла меня.
– Но помнит эта... Которая приезжала.
– А может, хватит о них? Я хочу, чтобы в моей жизни была только одна девушка – ты.
– Я тоже... Давно. Только ты не замечал...
– Рута! Мы... улетим вместе?
– Если возьмут.
– И ты... не побоишься?
– Я ничего не боюсь.
– Никаких опасностей?
– Опасности везде, Саша. Мы никогда не знаем точно – где опасно. Шальной метеорит может убить нас на улице, возле дома. Даже в доме. Подгнившее дерево может свалиться на голову в парке, в лесу. Свихнувшийся робот может пристукнуть нас в магазине. Это все, конечно, маловероятно. Но не исключено. У меня своя теория, Саша. Она позволяет ничего не бояться. Потому что опасно – везде. Жить – это вообще опасно. А безопасно – только не жить.
– Впервые слышу такую любопытную теорию.
– Значит, я способна делать для тебя открытия?
– Ты для меня вся – открытие!
...Потом, отпустив от себя Бируту и оторвав свои губы от ее губ, я тихо спрашиваю:
– Мы не вернемся в зал?
– Зачем? Чтобы ты выглядывал там других девушек? Я не хочу этого!
“А она ревнует! – вдруг понимаю я, – Это же здорово, что она ревнует!”
Я просыпаюсь среди ночи, еще не понимая – отчего. Гляжу удивленно по сторонам и слышу негромкий низкий гудок.
Это зуммерит на тумбочке мой радиофон.
Странно! Он так давно не будил меня ночью! Больше года. Только Таня могла раньше вызвать меня ночью.
Вынимаю из черной коробочки наушник, нажимаю кнопку. – Тарасов слушает.
– Алик, это мама!
Слышу родной, низкий, с детства любимый голос. Но голос непривычно дрожит и поэтому кажется незнакомым.
– Что случилось, ма?
– Сынок! Погиб папа! Взорвался цех... Прилетай домой! Мне очень плохо.
– Сейчас вылетаю, ма!
Выключаю радиофон и лихорадочно одеваюсь. Потом спохватываюсь – надо же известить начальника лагеря. Уйти из лагеря просто так не имею права – у нас жесткая дисциплина. Да и самолет не дадут без его распоряжения.
А на биолете до города долго – четыре часа. И на личном реактивном – не быстрее. К тому же он – на складе, потому что мы почти не пользуемся личными реактивными двигателями. С ними слишком много возни, а биолеты всегда готовы.
Я снова беру в руки коробочку радиофона и вызываю дежурного по лагерю.
– Дежурный слушает.
– Говорит курсант Тарасов. Мне нужен личный номер Кудряева.
– Зачем?
– Погиб мой отец. Мне срочно надо домой.
– Берите биолет, выезжайте на наш аэродром, – говорит дежурный. – А я пока попрошу запрограммировать автопилота. Если понадобится – свяжусь с Кудряевым сам.
– Хорошо. Выполняю.
В носках бегу по лестнице двухэтажного коттеджа, чтобы не разбудить кого-нибудь грохотом ботинок. Обуваюсь на ступеньках крыльца и вскакиваю в биолет. До аэродрома – семь километров. Но сейчас они кажутся семьюдесятью. Биолет еле плетется. Впервые в жизни жалею о том, что пассажиры биолета не могут регулировать скорость. Знаю, что одно только это уже спасло на Земле миллионы жизней. Знаю, что именно эта особенность биолетов ликвидировала на всей планете дорожные аварии. Но сейчас я проклинаю биолет за осторожность его кибера. Я готов выскочить из машины и мчаться бегом, хотя понимаю, что это все-таки будет медленнее.
А на аэродроме вижу, что ехал всего три минуты.
Бегу по красной траве аэродрома, к домику дежурного техника. Впрочем, сейчас, в темноте, не разобрать цвета травы. Просто я знаю, что на аэродроме трава всегда красная, потому что этот цвет отпугивает птиц.
Техник, увидев меня, кивает.
– Да, знаю, звонили. Пятнадцатый самолет ждет вас. Я снова бегу по красной траве, которая кажется сейчас черной, забираюсь в маленький двухместный спортивный самолет и вижу, что справа от меня вспыхнула дорожка зеленых огней. Кибер сам выруливает машину на эту дорожку, и через две минуты я в воздухе. Подо мной стремительно уносятся назад редкие ночные огни спящего “Малахита”.
Вдруг я вспоминаю, что ничего не успел сказать Бируте. А ведь мы договорились рано утром идти на озеро.
Наверное, подумает, что я проспал. Будет вызывать меня, а я не отвечу. Начнет волноваться.
Может, позвонить ей сейчас?
Правда, за завтраком дежурный все равно объявит причину моего отсутствия, и Бирута все поймет.
Но что она будет думать до тех пор?
Вынимаю из кармана радиофон и составляю номер Бируты. Я тороплюсь, и кнопки с цифрами прыгают перед глазами. Кажется, я все-таки нажал не ту кнопку! Теперь надо начинать все сначала. И до чего же длинные, невыносимо, занудно длинные нынче номера у личных радиофонов!
Мне надо спешить! Надо набрать номер быстро! Еще какие-нибудь три-пять минут – и вызов не дойдет. И придется вызывать Бируту через промежуточную станцию. Как только что мама вызывала меня. Я ведь так и не закончил свои “поминальники” для радиофонов. И поэтому теперь теряю секунды, теряю минуты... Хотя с “поминальником” мог бы вызвать Бируту за секунду.
