- Погодите-ка, - заговорил Тихон, прижимая фару к самому куполу. Черт, не вижу. Пашка, давай ближе...
Из темноты внезапно возник блестевший сталью цилиндр. За ним в полумраке виднелся еще один. Черные латинские буквы змеились в струях сдвинутой тарелкой воды.
- Батюшки, - простодушно удивился Левка. - Это еще откуда? Ну-ка, что там написано? Подрули... "Опасно!" на трех языках... Радио... Ого! Сматываемся отсюда! Быстро! Это же надо! - возмущался он, пока Пашка уводил тарелку от опасного места. - И тут помойка! Радиоактивные отходы! Ишь куда догадались... Ну, кому вот в голову такое могло прийти?
Тихон пожал плечами. Пашка тяжело вздохнул. Он давно простил океану и мурену, и всех каракатиц, но чувствовал, что океан никогда не простит людей за один-единственный такой вот цилиндр.
...Всю обратную дорогу Пашка ехидно уточнял у Вольского, какова научная ценность их экспедиции. Лев лениво отругивался. Сосредоточенно обдумывающий что-то Тихон молчал.
4
Поздно вечером Волков заглянул в лабораторию.
- Я к Савельеву. Опять вызывает. Дежурка внизу? - поинтересовался он. Получив утвердительный ответ, осмотрел сотрудников:
- Хватит на сегодня, расходитесь. Кто дежурит?
- Я, Константин Тимофеевич, - с готовностью отозвался Игорь.
- Повнимательнее. Если что... Держи в курсе.
Волков ушел, в лаборатории еще долго стояла тишина, нарушаемая лишь шарканьем ног Игоря, слонявшегося по проходу между столами. Сцепив руки за спиной и ссутулясь, а оттого потеряв свой вечно вызывающий вид, аспирант бродил по истертым плахам купеческого пола, стараясь наступать на вылезшие от времени сучки. За окном давно уже стемнело, но никто не расходился.
- Устал шеф, - нарушил молчание Сеня.
- Да... - поддержал его Кирилл, сидящий верхом на потенциометре. Вымотался. Даже когда Агафона запускали, и то лучше выглядел.
- Да... комедия была, - выпрямил грудь Игорь. - Помните, приоритетный список диктовал по селектору: теория относительности, римское право! подражая хрипловатому голосу Волкова, сказал он.
Ребята засмеялись, заговорили, вспоминая.
- Гракович, помнишь, на вторые сутки, с чаем?.. "Какой чай?"говоришь...
- Не так было, - улыбнулся Гракович. - Я записываю, а он диктует: "Палеонтология - распространенный учебник, любой. Геотектоника - что угодно, только побыстрее. И еще чай". Спрашиваю: "Что по чаю: выращивание или потребление?" А он покашлял и говорит: "Да нет, Володя... Завари там стаканчик купецкого..."
- Да... тогда хоть понятно было, что к чему, - понизил голос Сеня. А сейчас чего? Чего вот он кренделя пишет?
Все замолчали. Агафон и в самом деле писал "кренделя". При неизменном и совершенно стабильном положении шнура под вакуумным колпаком напряженность полей развертки выписывала невиданные кривые. Части этих кривых, снятые на кальки, грудами лежали на столах Граковича и Кирилла. Ими были забиты папки. Копии были отданы в институт Математики. У Граковича было подозрение, что эти кривые содержат в себе информацию биологического порядка, и он вновь и вновь загонял шифрованные ленты в память институтской ЭВМ, получая ответы в основном нелестные, самым мягким из которых был: "Ваша уверенность необоснованна". Кириллу, имевшему версию технического характера, везло больше. У него даже была тоненькая папочка с заключениями о стопроцентном совпадении отдельных участков диаграмм с графиками разгона твердого тела в воздухе и в воде. Вопрос о разгадке тайны Агафона был вопросом времени, а не принципа.
Сеня, мучимый вечными комплексами неполноценности, страдал. Ему казалось, что это по его вине группа не может получить окончательного результата. Вновь и вновь настраивая приборы, он содрогался, если видел, что какой-нибудь из них не выдает паспортных характеристик. Словно коршун на добычу, Сеня бросался на виновника и выжимал из прибора то, к чему не возносился даже разработчик в самых смелых мечтах. Последнее время его стала смущать едва заметная зубчатая линия на краю графиков. Никому она не мешала. Никто до сих пор не обратил на нее внимания. А если и обратил, то отнес к числу возможных погрешностей измерения. Но Сеня видел ее с самого начала, боролся с ней всеми силами и ничего не мог сделать. Чем точнее он настраивал приборы, тем яснее проступал неведомый ритм. В последние дни стало очевидным, что пренебрегать нельзя ни одной мелочью. И Сеня решился дать бой. Он долго бродил по подвалам, заваленным рухлядью и списанным оборудованием, и наконец нашел то, что ему было нужно, - архивного вида потенциометр, который, однако, позволял реализовать одну идею...
- Куда ты этого мастодонта волокешь? - возмущался Игорь, - Мало тебе того, что ты уже нагородил?
Лаборатория и в самом деле за последние дни стала похожа на склад оборудования. Все столы, шкафы и проходы были заставлены жужжащей, стучащей и мигающей аппаратурой.
В открытые окна лаборатории заглянула луна.
В полном молчании стали собираться по домам.
- Идите... - ответил Сеня на немой вопрос Граковича. - Я еще посижу, попаяю.
5
- Угробили день, - сказал Левка. - Может, Пашка что-нибудь нашел?
Вместо ответа Тихон зло поддел ногой гриб-дождевик, и тот лопнул желтой табачной пылью.
Целый день они "прочесывали" лес, спускались в овраги, обшарили Таранькину Гарь, добрались даже до рыбопитомника, до которого было километров десять. Там друзей угостили ухой. Умело направляемый Левкой разговор зашел о том, как должны были бы выглядеть обитатели созвездия Волопаса и что стали бы они делать, забрось их судьба на Землю. К единому выводу так и не пришли. Очевидным было лишь одно: ни работники питомника, ни многочисленные грибники слыхом не слыхивали ни о пришельцах с иных планет, ни о тарелке. Более сведущим оказался лишь дед Кондрат, встреченный ребятами у дальнего лога. Промышлявший травками и корешками дед знал лес как "свои пять", а отдельные участки даже лучше. С полчаса ошарашенные ребята бродили за сухоньким стариком, слушая рассказы о неведомых обитателях здешних лесов. Картина, нарисованная дедом Кондратом, была прямо-таки феерической: выходило, что обитатели всех ближайших созвездий, включая сюда, безусловно, и Волопаса, и Тау Кита, кишмя кишели в грачевском лесу. Дед избегал современной терминологии и именовал гуманоидов не иначе, как "лешими", "домовыми" и "кыкыморами", но разве суть была в названиях! Имели место в дедовой памяти и странные летательные аппараты, как маленькие - на одного инопланетянина, так и большие - корабли-матки. Те могли висеть над полянами и, повинуясь акустическим сигналам пришельцев, открывали люки, выпускали лестницы, разворачивались вокруг своей оси! Спотыкаясь, ребята брели за дедом Кондратом, потом сели на нагретом солнцем косогоре, а старик принялся вязать пучочки своих волшебных трав, которыми врачевал всех желающих. На вопрос о том, не происходили ли контакты жителей Грачевки с пришельцами, Кондрат согласно закивал головой:
