- Эй, кто-нибудь!
- Заходи! - донеслось из-за дома.
- А собака?
- Джек в парнике, - сообщил хозяин, по-прежнему не появляясь.
Одд вошел. Заглянул на всякий случай в раскрытую дверцу пленочной теплицы. Черная лайка сидела на грядке и аппетитно хрупала зеленый крошечный огурец.
Хозяин наконец появился - крепкий бородатый мужик в линялой майке с яркой надписью:
"Верни имя!"
Кому надо вернуть имя, Одд не знал.
- Рукавицын, - представился тот, пожимая протянутую бизерову ладонь. Председатель исполнительного комитета "Мемориала".
В этот момент пес как раз вылез из парника.
- Джек у меня вегетарианец, - пояснил хозяин, - питается исключительно овощами и картошкой. Осенью сам морковку из грядки лапами вырывает и ест.
- А вы? - спросил Одд.
- Что я?
- Что едите вы?
- Что останется. В дом зайдете или лучше во дворе?
Одд посмотрел на покосившийся набок дом и почему-то сказал:
- Во дворе.
Хозяин перехватил его взгляд и понимающе улыбнулся:
- Да вы не беспокойтесь. Просто в этом году я еще к ремонту не приступал. Вам может как бизеру не известно, что все наши земли огородные это бывшие болота. И здесь под слоем гумуса в полштыка идет сплошной плывун. А плывун - он первый враг для фундамента. Он вроде бы как неподвижный, а на самом деле постоянно течет. И все в него медленно так погружается: дороги, дома, заборы и колодцы. У меня дом на шести столбиках стоит, и каждый год после зимы сруб то в одну сторону, то в другую перекашивает. Так что приходится летом столбики подправлять. Одни наращивать, другие укорачивать, или вообще менять. Тут вся проблема в фундаменте, какой лучше. Не первый год спорят, и никак выяснить не могут. Сосед Василий монолитный фундамент сделал. Три года дом простоял. А на четвертый фундамент повсюду треснул. И теперь его замазывать надо. Или вообще менять. Эх, если бы не плывун наш огородный, мы бы тут такие билдинги возвели! Куда там вашему "Эмпайер стейт" или "Крайслер билдинг". А вы ко мне за именем, надо полагать?
- Угадали, - улыбнулся Одд.
- Дата перекачки известна? Величина клубня?
Одд кивнул.
- Тогда прошу ко мне в Цитадель.
И распахнул слепленную из почерневшего горбыля калитку второй, внутренней оградки. Огорожен был участок три метра на четыре - плотно, доска к доске, и поверху еще было накручено три ряда ржавой колючей проволоки. Внутри второй оградки росло семь или восемь кустов роз. И сейчас они были в самом цвету.
"Зачем такую красоту от людей прятать?" - подивился Одд.
Еще за загородкой росло нечто, ни на что не похожее - зеленый колючий шар около метра в диаметре. Не елка и не туя. Одд с изумлением взирал на странное растение.
Живая чаша? Грааль? Почему-то сразу подумалось о Граале.
- Вам какое время нужно? - поинтересовался хозяин.
- Зима этого года. Февраль.
Пока хозяин ходил за папкой, Одд все решал, что же такое перед ним. И решил наконец, что ель.
- Ель? - спросил на всякий случай он у Рукавицына.
- Елочка Луа, из французского питомника, - подтвердил тот, - видите: веточка к веточке так часто растут, что и ствола не видно, и хвоя густая и мелкая. Только вот незадача - выросла слишком высокой, выше стен цитадели. Ну и залезли, разумеется, спилили. Помнится, как раз на двадцать пятое декабря, на ваше Рождество. Стену горбыльной цитадели проломили, и ель унесли. Вся дорога веточками моей француженки была засыпана. Хорошо, в ту зиму снег был высокий - три яруса ветвей осталось. Я ствол варом замазал, пленкой от солнца ветки накрывал летом. И вот - выжила моя красавица. В рост опять пошла. Так даже красивее. И теперь никто не полезет ее пилить. Здесь красиво, правда? - он наклонился и понюхал оранжевую, медовой окраски розу. Таким бывает закат в ясный день, не сулящий назавтра грозу. "Вестерланд". Я ведь этот куст сначала посадил перед домом. Ждал, когда расцветет. Еще не сегодня... так уж завтра точно... и вот... встаю утром, бегу смотреть. А на кусте не то что цветов - веток нет. Остальным розам давали немного цвести, меня порадовать, а эту сразу ободрали.
- Кто? - спросил Генрих.
Рукавицын пожал плечами.
- Откуда мне знать? Мало ли в огородах любителей цветов.
- Однако давайте вернемся к нашему делу, - попытался изменить тему разговора гость. - Вы обещали сказать мне имя.
- Ах да, да! - Рукавицын хлопнул себя ладонью по лбу, раскрыл пухлую папку, перелистнул желтые, мелко исписанные страницы.
- Так, ищем донора. Известна дата экспортной перекачки. А время забора... извините за каламбур, скрыто от нас забором прошлого. Однако ж тут можно применить три методики. Первая... М-да... А какой у вас клубень был?
- Простите?
- На сколько модулей интеллект заказывали?
- Пять. То есть я не заказывал, а так вышло... против моей воли. Но это неважно.
- Пять не может быть. Вы что-то путаете.
- Не путаю, пять модулей.
- Да не бывает такого! - Рукавицын вскочил, но тут же вновь присел на скамеечку. - Пять модулей откачивать запрещено. Строжайше. Потому что забрать пять модулей безличностно невозможно. Вот смотрите! - Рукавицын стал энергично листать страницы. - Первый забор, второй забор, опять первый... Большинство на первом останавливается. Вернее, их останавливают. Потому как дальше откачивать можно только физиологию. Второй забор, опять первый, первый, первый, третий... Третий - это редко... первый, первый, пятый, первый... - он проскочил слово "пятый" на всем ходу, но сам заметил, еще до того, как Одд вскинул руку. Вернулся назад, и низко склонившись над страницей, прочел медленно, все еще не веря написанному: "Иванушкин, Вторые огороды, двести седьмой огород, пятый забор". Первый раз вижу, - прошептал, не отрываясь от созерцания страницы.
- Так вы убедились? - спросил Генрих, поднимаясь со скамейки.
- Пять модулей, - повторил Рукавицын, и то ли сокрушенно, то ли восторженно покачал головой. - Пять модулей... Бедный парень...
- Вы делаете очень важное дело. Я узнал о вашем "Мемориале" в Париже, - сказал Одд.
- А, Париж... - вздохнул Рукавицын. - Красивый город.
- Вы были в Париже?
- Нет, никогда. Но он мне иногда снится.
- Почему вы основали Мемориал?
- Человек что-то должен сделать, чтобы оставить след. Древние говорили: посадить дерево, родить сына, написать книгу. Дерево - вот... Рукавицын коснулся елочки Луа. - Сын мой третий год лежит в Траншее. А книгу я свою сжег.
- Почему?
- Написал книгу о жмыхах, понес в Консерву, в издательство. А мне говорят: "О жмыхах сейчас никто не пишет. Все сочиняют только про копателей. Даже жмыхи". А лучшие книги о копателях пишут четыре жмыха: вместо того, чтобы на прикопку идти, они слили свой интеллект в один и за месяц по роману пишут.
