Рита махнула на него рукой, и он сконфуженно сел.
— Извините, Квентин, — развел руками Перец, — я, наверное, зря упомянул присутствующих. Но так понятней. Я не имел в виду ничего предосудительного… Да, мы с Лесом разные, но мы — дети одной Матери-Природы…
Тут Рита быстро и пристально взглянула на Переца и опустила глаза. А он продолжал:
— Мы живем на одной планете. И у нас нет другого пути, кроме как сожительствовать. Либо во вражде, либо, если не в любви, то во взаимоуважении. Во взаимопонимании, наконец. Оно необходимо и врагам, и влюбленным… Но в одном вы, Рита, безусловно, правы — наши отношения с Лесом должны строиться на основе осторожности и уважения, невмешательства в то, что не понимаем. Да и в то, что понимаем, без крайней нужды не вмешиваться.
— Уверяю вас, что в Лесу нет Управления по делам Материка, — сухо сказала Рита.
— И я в этом уверен, — согласился Перец, — но это не значит, что его никогда не будет. Вероятно, у Леса пока и внутренних проблем достаточно… Но когда они будут решены, или выяснится, что они неразрешимы, взоры обитателей Леса могут заинтересованно обратиться и в нашу сторону. Вот тогда понимание будет жизненно необходимо.
— Логично, — согласилась Рита и, отключившись от разговора, воззрилась на цветы в кадке. Два-три цветка уже высунулись в форточку и поползли вниз по стеклу. Один корешок отыскал в кадке щель и, высунувшись из нее, шевелился, как белый червяк или щупальце невидимого хищника.
— Фу, какая гадость! — воскликнула Алевтина и, взяв со стола ножницы, подошла к кадке и отрезала шевелящийся отросток. Он упал на пол и, поизвивавшись, затих.
Рита презрительно усмехнулась.
— Я полагаю, что наш разговор не закончен. Всем надо подумать, посоветоваться друг с другом в рабочем порядке. Поручения даны — приступайте к исполнению. На сегодня совещание закончено, — неожиданно завершил разговор Перец. — Алевтина, пожалуйста, проследите, чтобы товарищей с Биостанции устроили в гостинице и, если необходимо, выделите для них рабочее помещение в Управлении. Завтра в десять жду вас всех здесь с результатами ваших размышлений. До свидания.
Гости поднялись и двинулись к выходу, сопровождаемые Алевтиной.
— Да, — будто вспомнил Перец. — Рита, останьтесь, пожалуйста, ненадолго.
Алевтина удивленно обернулась и вопросительно посмотрела на Переца. Он успокаивающе улыбнулся ей.
Рита остановилась у дверей и с непроницаемым выражением ожидала, когда все покинут кабинет. Квентин, выходя, все оглядывался, но она будто не замечала его.
Алевтина демонстративно тщательно закрыла за собой дверь.
— Присаживайтесь, Рита, еще раз, — предложил Перец. — Я сейчас понял, что мне крайне необходимо серьезно и откровенно поговорить с вами, если я действительно хочу изменить существующее положение к лучшему.
— Что такое хорошо и что такое плохо? — великий философский вопрос всех времен и народов, — почти без выражения заметила Рита, но Перец, все же, углядел в ее глазах чуть заметный блеск заинтересованности.
— Знаете, Рита, — неожиданно севшим голосом, начал он, — я ведь тоже когда-то был женат…
Рита сделала неопределенное движение губами, которое можно было воспринимать и как ироничное «подумаешь, невидаль какая!» и как заинтересованное «Ну, и?..»
— Мы были молоды и любили друг друга. И как, наверное, всем молодым и влюбленным, нам казалось, что это будет длиться вечно… Мы были беспечны, и хотя неоднократно проливали слезы сострадания, читая и слыша строки из цикла «с любимыми не расставайтесь!», мы расставались и расставались, зато как упоительны были наши встречи!.. А однажды Эсфирь не пришла. Ее принесли. Соседи. Я ждал ее наверху, в нашей квартирке, а она лежала в заплеванном грязном подъезде… Ее зарезал пьяный мерзавец. То ли в карты проиграл, то ли, как Тузик, требовал, чтобы отдалась ему, а когда не получилось, пырнул ножом, чтобы никому не досталось… Мне очень трудно вспоминать. Но я хочу, чтобы вы меня поняли… Я жив сейчас, потому что умер тогда. Вместе с ней. Долгое время я себя не помнил и не ощущал. Не понимал, где я и что со мной. Наверное, я тогда без сожаления мог бы умереть, но я уже был мертв, поэтому мне это не пришло в голову. А когда я начал осознавать себя, то самоубийство показалось мне чем-то театральным, показушным, могущим оскорбить ее память. Но и жить среди людей я не мог. И тогда я вспомнил про Лес. Мы вместе читали о нем, фантазировали, мечтали, видели картинки, фильмы, представляли себя в нем… В общем, мне стало казаться, что единственное место, где я мог бы существовать — это Лес, где нет человечества. И вот я здесь. Это было нелегко. Закрытая зона и все такое. Но поступила заявка на лингвиста, и меня пустили сюда. В Управление, а не в Лес, куда я стремился. Мне казалось, что мы с ним, оба чуждые человечеству, поймем друг друга, как понимали с Эсфирью, но эти надежды, разумеется, были глупы, внерациональны, бредовы. Чтобы понимать, надо любить, а я для Леса просто не существую…
Когда я это понял, то решил уехать. Хотя и это не имело смысла. Но меня почему-то тоже как-то иррационально не отпускали. Теперь я начинаю догадываться, исходя из нынешней ситуации, что у руководства уже тогда были виды на меня.
— Ты, Перчик, видел когда-нибудь это руководство? — усмехнулась Рита.
— Нет.
— Вот и я не видела… Но виды на тебя определенно были…
— На что ты намекаешь? — заинтересовался Перец.
— Да ни на что, — ушла от откровенного ответа Рита, — просто подтверждаю обоснованность твоей догадки.
Перец кивнул и продолжил исповедь.
— Я вот что подумал… Не есть ли такая взаимозависимость мужчины и женщины, какая оказалась у нас с Эсфирью, доказательство того, что каждый из нас по отдельности неполноценное существо? Я не хочу сказать, что все мужчины и женщины так связаны… Когда смотрю вокруг, мне начинает казаться, что мы — редчайшее исключение, но исключение, демонстрирующее Принцип. Так, видимо, должно быть по задумке Матери-Природы… Но не всегда получается, как задумано. И еще я подумал, что если этот принцип вызывает болезнь, да-да, психическое заболевание по имени горе утраты то, может быть, принцип ошибочен. Жизнеспособное живое существо должно быть самодостаточным. Но неужели я могу быть мудрей Матери-Природы? Смешно… Но, возможно, большинство людей из инстинкта самосохранения заменяют любовь сексом и тем обеспечивают свою самодостаточность?…
Рита очень внимательно, даже удивленно смотрела на него. Но Перец настолько погрузился в себя, что ничего не замечал.
— Знаешь, я всегда был атеистом… наверное, высокопрофессиональный лингвист, даже филолог не может не быть атеистом — слишком уж для него прозрачна человекотворность «святых текстов», ему трудно уговорить себя поверить в мечту о Боге, как в самого Бога… Это не значит, что невозможно. Многие уговаривают. Но это хорошая литература! И некоторые ее прозрения, действительно, наталкивают на гипотезу боговдохновленности текстов, учитывая время, условия и личности создателей.
