– Разве мы не должны сначала подать сигнал? – уточнил Кильон.
– Давайте верить в лучшее и надеяться, что мы сделаем это потом. Кстати, мне кажется, с крыши купальни роскошный вид.
– Ты ведь не намерена врываться туда, строча из пулемета? Этак мы дальше гардеробной не проникнем.
– Такую горячку не стал бы пороть даже Фрей, – заметила Мерока. – К тому же зачем нам горы невинных жертв? И что нам делать? Просто подойти и попросить разрешения войти в купальню? Вежливо так? А Тальвару достаточно пальцем шевельнуть, и нам конец.
– Нет, – проговорил Кильон, – это нам ни к чему. Если повезет и «Хохлатка ольховая» не разгружена до конца, способ проникнуть в купальню есть.
– Мясник, а можно еще раз специально для меня? – прищурившись, попросил Малкин.
Кильон объяснил еще раз, а когда закончил, у них созрел план. Больше всего его порадовало, что план одобрила Мерока.
– Ставьте сюда, – велел Тальвар милиционерам, которые, обливаясь потом и кряхтя, таскали ящики.
Эти три – остатки груза, выпавшего с корабля, как бы он ни назывался. Пока не прилетят другие корабли – если они вообще прилетят, – новых партий препарата клиношникам не видать. Тальвар оглядел полную пара комнату и расколотые ящики, гадая, какая часть лекарств уцелела. Препарат очень пригодится – без него город в узде не удержишь, – но для Тальвара это был типичный пример случая «чем меньше, тем лучше». Удивительно, как легко Кильон и остальные поверили байке о том, что груз ему нужно досмотреть лично: вдруг, мол, препарат заражен или испорчен черепами. На деле чистота препарата не особо волновала Тальвара. Куда важнее для него было, чтобы на Клинок не попало слишком много сыворотки-15. Разумеется, милиционерам нужны лекарства, чтобы сдерживать черепов, а вот транжирить остальное на больных и нуждающихся совершенно не обязательно. Нет, со временем препарат получат и они, но только когда это понадобится Тальвару, а не им. Пока он решил складировать уцелевшие фляги в купальне и ждать удачного момента для распространения препарата. Груз выпал с корабля ройщиков, значит им отследить его будет сложнее, а для Тальвара это неожиданная удача. Порой в жизни так получается. Вопреки всем бедам, вопреки тому, что его лишили половины человеческой ипостаси, Тальвар считал себя удачливым. Удачу каждый хватает за хвост сам. Фрей это так и не просек, дурень убогий.
– Можете идти, – сказал Тальвар милиционерам. – Кочегару велите вернуться через двадцать минут.
– Вы продержитесь? – спросил милиционер.
– Давление в норме, справлюсь.
Едва закрылись тяжелые двери, Тальвар придвинулся к первому ящику. Кабель натянулся, каллиопа поползла следом. Тальвар проверил датчики у себя на животе. Повторяющиеся мелодии приелись настолько, что он едва их замечал. Если доживет до тишины, она покажется пустотой, которую прежде заполняла музыка.
Тальвар откинул крышку и, порывшись в соломе, нащупал стекло. Вытащил бутыль и осмотрел прозрачную жидкость, наполняющую емкость до самой пробки. Он держал в руках человеческие жизни, причем в самом буквальном смысле. Тальвар хотел отставить бутыль в сторону – что с ней делать, он решит потом, – но, поддавшись порыву, разбил ее о ящик. Препарат потек меж деревянными пальцами. Уничтожать сыворотку-15 оказалось не очень приятно, хотя значимость своего поступка Тальвар чувствовал.
Из соломы кто-то вылез.
Отреагировать Тальвар не успел. Фигура выпрямилась в полный рост, еще с головы до ног в соломе, но вполне узнаваемая.
– По-моему, мы с тобой не закончили, – проговорила Мерока.
Она вскинула ружье и выстрелила в датчик давления пара. Потом выстрелила еще и еще, каждый раз целясь в разные части Тальвара. Тот отшатнулся, натяжение кабеля ослабло. Из живота вырвалась струйка горячего белого пара, хотя в комнате пара и так хватало.
– Первые три пули за Фрея, – заявила Мерока, затем выбралась из ящика и вытащила второе ружье, бросив первое. – Остальные – от меня лично.
Прицелившись из чего-то черного, полуавтоматического, она открыла огонь. Теперь Тальвар пускал пар из шести-семи дыр и свистел, как закипающий чайник. Он попытался заслониться деревянной рукой, но Мерока вмиг превратила ее в беспалый обрубок. Тальвар рухнул на свой толстый кабель.
Двойные двери распахнулись. Со своего места Тальвар разглядел: на шум в комнату примчались несколько милиционеров. Глаза у него слезились, четко он ничего не видел. Один милиционер отгонял пар от лица, второй – слепо прицелился в него, потом в Мероку.
– Стреляй! – крикнул Тальвар.
Милиционер – Тальвар не знал его ни по имени, ни в лицо – успел выстрелить лишь раз. Мерока быстро обезвредила и его, и тех, кто вернулся вместе с ним. Трупы – Тальвар насчитал три – повалились на пол, ружья загрохотали по деревянному настилу.
– Фрей мертв, – объявил Тальвар, харкая кровью.
В трахее забулькало.
– Нет, – возразила Мерока, остановившись, чтобы сменить магазин. – Фрей переквалифицировался в няньки. При нашей последней встрече у него было все пучком. Вот непруха, да? Не такую новость ты хотел услышать на смертном одре.
Она подошла к дверям, пинком захлопнула их и тщательно заперла изнутри. Потом снова принялась стрелять, на этот раз по ногам Тальвара.
В одном его глазу застрял осколок, из другого бил пар, оба дико болели, но Тальвар разглядел, как открываются еще два ящика. Из них вылезали двое тощих мужчин. Обоих Тальвар знал и обоих не рассчитывал увидеть живыми. Первым оказался Малкин, вторым – Кильон.
– Нет! – завопил Тальвар, размахивая в воздухе уцелевшей рукой, словно отгоняя кошмарное видение.
Малкин вытащил из соломы винтовку с массивным стволом. Прямо из ящика он прицелился в каллиопу и выстрелил сквозь туман. Нарочито медленно снова взвел курок, прицелился и выстрелил. Пар так и валил из Тальвара. С музыкой творилось неладное: мелодии теперь звучали быстрее. Потеря давления или выстрелы Малкина вывели из строя регулятор каллиопы.
Кильон выпрямился и, перебирая длинными ногами, соскочил с края ящика на пол. Похоже, он один был безоружным.
– Довольно! – скомандовал он, перекрикивая зачастившую мелодию.
– Мясник, ты в своем амплуа. Веселье нам портишь, – посетовала Мерока, но демонстративно убрала свой полуавтомат, сунув его под куртку.
Малкин стоял у нее за спиной, держа винтовку стволом вверх.
Кильон медленно подошел к Тальвару и опустился на колени, выбрав место так, чтобы на него не валил пар.
– А ведь все могло сложиться иначе, – проговорил он негромко и спокойно, будто не слышал музыку. – Мы спешили сюда, готовые тебе довериться. Тебе следовало лишь помочь людям, когда они в этом особенно нуждались. Луну с неба никто не просил. Никто не просил того, что ты не мог дать.
Тальвар харкнул кровью и еще чем-то ужасным, неизвестно как попавшим в горло.
– Будто тебе не все равно, ангел. Можно подумать, ты печешься не только о собственной шкуре.
– Возможно, когда-то так и было, – отозвался Кильон. – Но я изменился. Понял, что я не центр Вселенной. И что я даже не рядом с центром. Жаль, ты не сумел стать лучше. – Кильон повернул голову из стороны в сторону, оглядывая то, что осталось от Тальвара. Увиденное не слишком обнадеживало. – Что же, дело прошлое. Хочешь, мы валик сменим?
Музыка превратилась в дикую какофонию.
– Ты же доктор, – напомнил Тальвар. – Облегчи мои страдания.
Кильон начал подниматься.
– Извини, – проговорил он, и на его обычно невозмутимом лице мелькнуло сожаление. – Похоже, я не захватил сумку.
Кильон уже почти выпрямился, когда боль сделала свое дело. Он снова рухнул на колени, и его вырвало кровью Тальвару в лицо. Кильон прикрыл рот рукой, и новый приступ кашля согнул его пополам. Он сконфуженно посмотрел на окровавленную ладонь, будто грубо нарушил этикет.
– Эй, Мясник! – встревоженно окликнула его Мерока. – Не нравится мне твой кашель.
– Чувствую, нам обоим повезет, если дотянем до заката, – прохрипел Тальвар.
– Я, может, и дотяну, – отозвался Кильон, вытирая рукавом окровавленный рот. – А вот тебе дай бог минут пять продержаться.
– Целых пять минут? – вскинула брови Мерока, вытащила ружье и прицелилась.
Следом произошло множество событий, но теряющий сознание Кильон лишь машинально фиксировал звуки и движения. Он чувствовал важность происходящего, но мозг отказывался анализировать информацию. А потом и вовсе наступила темнота.
Кильон лежал на полу, под голову ему подложили чью-то куртку. Его собственная куртка распахнулась на груди, и друзья увидели рану, которую он старательно скрывал. Будто в полусне Кильон слышал стрельбу, такую громкую и гулкую, что доносилась она явно из купальни, хотя и не из комнаты Тальвара, слышал возбужденные голоса, крики и ругань, слышал обеспокоенный шепот друзей. Снова и снова он проваливался в черное забытье, но каждый раз приказывал себе держаться. Раненный, может смертельно, он не желал умирать. Он начал дело и хотел довести его до конца. Дав обещание, он боялся нарушить его больше смерти.
