— Добро пожаловать в круг лжесвятых.
Фривольность этого приветствия напугала Вертело, но, в конце концов, он был новичком, откуда ему знать, может быть, такие вещи в кругу высокопреосвященств дело обычное, возможно, Нимб даже следовало несколько принизить, наверное, только так и можно снести тяжкое бремя МИЛОСТИ. Он лишь пообещал впредь быть пунктуальным и не опаздывать ни на секунду, что является его непременным правилом.
На двери красовалась новенькая табличка, серебром на синем фоне фамилия, а перед ней: «Высокопреосвященство». Коллеги встретили его с изысканной вежливостью и даже почтением, обедал Вертело в столовой для высокопреосвященств, где он с удовольствием отметил, что им полагается не только суп и десерт, как он и предполагал, но еще три блюда на выбор: рыба, птица и мясо, — что заставило его подумать, какие же изысканные яства можно получить в столовой для святейшеств, короче, он был весьма доволен.
Зато М-А не совсем. Поход в спецмагазин для Н не принес ей ничего, кроме раздражения, жаловалась она: при виде непривычного изобилия предлагаемых здесь товаров, заманчиво разложенных на полках, лишь небольшую часть которых они могли себе позволить даже и сейчас, она почувствовала себя еще более нищей, чем прежде. Вертело вспомнилась читанная некогда учительницей сказка про рыбака и его жену. Нет, подумал он, М-А не годится в жены Его Высокопреосвященству. В этот вечер, впервые за много лет, он отказался сидеть вместе с ней перед телевизором и удалился в кухню под предлогом, что ему надо подумать об одном важном деле, связанном с его новым положением; оставшись один за кружкой пива, он принялся думать о радостях, ожидающих его в субботу.
Садом, который им было позволено осмотреть в пятницу, М-А тоже была недовольна, он показался ей слишком маленьким, во-первых, павильон: разве там сможет поместиться вся семья, если вдруг пойдет дождь?
— Разумеется, дорогой, выходные мы будем проводить в кругу родных, не спорь со мной!
При этом он даже и рта не раскрыл, хотя только от одной мысли, что ему каждое воскресенье придется встречаться со своей и ее родней, его выворачивало наизнанку. Вслед за этим М-А разбила его тайную мечту время от времени проводить здесь вечерок с Жаклин, безапелляционно заявив, что Луи, ее старший, некоторое время поживет здесь, пока его отец — презрительный взгляд — наконец не подыщет для сына квартиру. И на что ему сдался тогда этот сад?
Жаклин все-таки засмеялась! Не тогда, когда Вертело вошел и остановился в дверях, тогда она бросилась ему на шею, что случалось прежде лишь однажды, когда ему посчастливилось добыть билет на концерт Китла, но потом, когда они уже лежали в постели, на нее тоже нашел приступ смеха. Естественно, она изо всех сил старалась заставить галльского петуха кукарекать, но добилась, увы, лишь жалкого кряхтенья.
Да и вообще его роман с Жаклин вдруг превратился в трудную проблему. Виновата была не Жаклин, которая всегда готова показаться в обществе под руку с носителем Н. Но каково было ему? Прежде никто не обращал на него внимания, все смотрели на нее, и Вертело всегда ужасно гордился, что другие мужчины бросают на его возлюбленную жадные взгляды. Она больше походила на сверкающую шоу-звезду, чем на уборщицу коридоров и холлов, да и этого положения она, скорее всего, достигла благодаря своей красоте. Теперь Вертело мог иметь даже билеты на ночное шоу в Мулен-Руж, о чем Жаклин всегда мечтала, но там он был единственным носителем Н во всем зале, его Нимб светился неприлично ярко в затемненном помещении. Жаклин громко протестовала, когда он вытаскивал ее из зала.
То же самое произошло с ним и в итальянском ресторане, где они всегда обедали. Вертело отвел в сторону хозяина и объяснил ему свои затруднения. Хозяин понимающе улыбнулся и ответил, что для таких гостей у него есть особые помещения с отдельным входом из переулка, однако Жаклин отказалась посещать ресторан тайком. Тогда уж, проворчала она, лучше сидеть дома, что Вертело было весьма по вкусу. Да, печально размышлял он, такая женщина, как Жаклин, хочет не только видеть сама, но и чтобы ее видели. Но Нимб и возлюбленная никак не уживались друг с другом, по крайней мере открыто. А разрешается ли Высокопреосвященству разводиться? Нет, Жаклин не могла быть подходящей женой для Его Высокопреосвященства. Разве что если бы сделалась глухонемой. Чего стоил один только ее смех, который хотя ему и нравился, но был все же несколько глуповат.
С привилегией на свободное высказывание своего мнения тоже были свои трудности. В Совете Святейших, как недвусмысленно растолковали Вертело перед первым заседанием, имеют право брать слово, не дожидаясь приглашения, лишь носители Н-1 и Н-2, ему же отводилась роль клакера. Вертело это нисколько не стесняло, его наполняло чувство глубокого удовлетворения от того, что ему разрешалось хлопать в присутствии таких людей, он был вне себя от счастья, впервые встав для бурных аплодисментов. Что касается Монтара, то он и в самом деле впал в НЕМИЛОСТЬ, этот ренегат, посмевший даже поставить под сомнение МИЛСИСТ; Вертело с воодушевлением поднял руку за его осуждение. Хуже дело обстояло на службе; теперь ему приходилось выражать свое одобрение даже по пустякам, там, где он бы прежде мог задумчиво покачать головой или презрительно выпятить нижнюю губу, теперь он не мог больше безмолвно застыть, храня молчание, так как все, разумеется, ориентировались по Их Преосвященствам.
Нет, видит бог, он представлял себе жизнь нимбоносца иначе, более приятной, легкой и беззаботной. С каждым днем он все больше понимал, что быть в МИЛОСТИ — значит иметь больше обязанностей, чем прав.
В следующее воскресенье дверь Жаклин оказалась запертой. Вертело все нажимал и нажимал на звонок, потом принялся колотить в дверь кулаками, после чего из соседней квартиры выглянула женщина и принялась его стыдить: как не совестно, такой человек!
Жаклин сидела в кафе на бульваре, вначале Вертело подумал, что обознался, но это была действительно она, сидела там и смотрела влюбленными глазами на какого- то типа. А может быть, она уже давно водила его за нос? Что же делать со столь неожиданно освободившейся субботой? Нечего и говорить, он не собирается терять свое драгоценное время на М-А-С (теперь он называл ее только так, она сделалась такой сварливой брюзгой, что могла бы довести до отчаяния даже более добродушного человека), нет, он проведет субботу тихо и спокойно, как делывал это еще до женитьбы, за стаканчиком вина в бистро, в непритязательной беседе, за партией в бильярд… Однако, когда он принялся за свой перно, все повернулись к нему спиной, никто не захотел поболтать с ним или сыграть партию в бильярд. Он больше не был одним из них.
