по-прежнему спал, даже не переменил позу.
– Мне стыдно…
– У вас вчера выдался тяжелый день. Все в порядке. Мы с Беном всю ночь дежурили у радио и наблюдали, не шныряет ли кто у дома. Заглядывали к вам время от времени. Стариков мы отослали спать.
– Радио… Нет ли чего нового…
– О вашей жене? Увы, пока нет.
Дэвид провел ладонью по щетине на лице. Наталия пристально смотрела на него зелеными, слегка раскосыми глазами.
– С вашей женой все хорошо, я уверена. Мы вытащим ее, и вы поедете в Америку.
Дэвид невесело рассмеялся:
– Звучит как мечта. Как фантазия.
Он посмотрел на Наталию. Он желал ее и знал, что она желает его, но она права: в первую очередь он обязан думать о Саре. И затем, Наталия остается здесь, в Англии. Дэвид вздохнул и повернулся к Фрэнку:
– Думаю, надо его разбудить.
– Да. Я схожу за Беном. Будет хорошо, если Фрэнк увидит вас обоих, когда очнется.
– Полковник сказал, что Бен – коммунист, – проговорил Дэвид. – Как ваш брат.
– Вы запомнили, что я вам рассказывала об этом? – улыбнулась Наталия.
– Да.
– Петр перестал быть коммунистом после того, как побывал в России. – Она глянула на него. – Быть может, я однажды я поведаю вам эту историю целиком.
– По пути к подводной лодке, да?
Она вновь улыбнулась и вышла из комнаты. Дэвид пытался понять, каковы политические предпочтения Наталии. И есть ли они у него самого, раз уж на то пошло? Он желал, чтобы установилась демократия, исчезли авторитаризм и страх, прекратилось преследование евреев. А что дальше – не задумывался. Он наклонился и слегка потянул Фрэнка за руку, ощутив под тканью рукава хрупкое запястье. Фрэнк никак не отреагировал на прикосновение, просто лежал и тяжело дышал.
Открылась дверь, и вошел Бен. Он тоже устал и зарос щетиной, но взгляд его был острым и цепким, как обычно.
– Я пытался разбудить Фрэнка, – сказал Дэвид. – Потянул его за руку, но он не пошевелился…
Бен склонился над кроватью:
– Крепко спит, бедолага. Все в порядке, я его разбужу.
Бен ущипнул Фрэнка за руку. Тот вздрогнул и застонал. Руки его сдвинулись, стала видна правая ладонь со шрамами и скрюченными пальцами.
– Ну же, Фрэнки-бой, – бодро произнес Бен и ущипнул его еще раз, сильнее.
Фрэнк открыл глаза, заморгал и в ужасе воззрился на них, потом сел и пронзительно закричал.
После того как немец вышел, Сара около часа просидела в камере одна. Она все еще была подавлена из-за того, что оказалась здесь, а также из-за исчезновения Дэвида. Где он? Позже, по причине крайней усталости, шестеренки в голове перестали крутиться, и она просто сидела и смотрела на унылые стены комнаты. Но вскоре страх пробудился вновь: она думала об исполинской махине нависающего над ней здания, о воплощенной в нем мощи Третьего рейха, о том, что, по слухам, творят с попавшими сюда людьми. Накатила слабость, и ей пришлось ухватиться за край стола.
Вскоре после полуночи в замке щелкнул ключ. Сердце забилось чаще, Сара подняла взгляд, ожидая снова увидеть светловолосого толстяка. Он внушал ей страх: при всей его вежливости, было в нем что-то непреклонное. Однако вместо него вошел молодой человек в черном мундире СС, с пухлым лицом и очень сальными каштановыми волосами. Он принес с собой кожаный мешок, и на один ужасный миг Саре подумалось, что там могут лежать пыточные инструменты. Но когда вошедший опорожнил его, на стол вывалились ее собственные пожитки: сумочка, удостоверение личности, кошелек и ключи.
– Вы можете идти, миссис Фицджеральд, – сказал эсэсовец с резким немецким акцентом. Тон был официальным, вежливым. – Я вас провожу. Отправляйтесь прямо домой и оставайтесь там до дальнейших распоряжений. Британская полиция может вызвать вас для нового допроса.
– Мой муж…
– Если он попробует связаться с вами, вы обязаны сообщить в полицию. А пока…
Он обвел взглядом предметы на столе и махнул рукой в сторону двери. Сара собрала свои вещи, затем проследовала за ним к выходу из комнаты и далее по коридору. Навстречу шли два эсэсовца, наполовину тащившие пожилого человека в помятом костюме с желтой меткой на лацкане. Старик был небрит, на лице виднелись следы побоев, седые волосы торчали клоками, а глаза расширились от ужаса. Эти трое прошли мимо Сары и ее провожатого, за спиной у нее лязгнула дверь. Она поглядела на спутника. Эсэсовец провел ее по той же лестнице, по которой они спускались с Гюнтером, затем по пустым коридорам и через боковую дверь. Выйдя на холодный ночной воздух, они обогнули здание и оказались у парадного входа в Сенат-хаус, где свисали громадные флаги со свастиками. Охранник подвел Сару к воротам в высокой боковой стене, со створками из толстых железных прутьев и колючей проволокой поверху, после чего открыл их. И даже слегка поклонился, когда женщина прошла мимо него и ступила на Гоуэр-стрит. Английский полисмен с пистолетом-пулеметом, дежуривший у посольства, обернулся и равнодушно посмотрел на нее. Ворота закрылись за спиной Сары, слегка звякнув, и она осталась стоять, тупо глядя на темную улицу. Потом пошла прочь, постепенно убыстряя шаг.
Ей удалось сесть на последний поезд до своей станции. В этот поздний час людей в метро было мало. Правда, один невысокий мужчина в толстом пальто сел с ней в один вагон на «Юстон-сквер» и вышел тоже в «Кентоне». Но когда на выходе со станции Сара свернула налево, он пошел в противоположную сторону. Дойдя наконец до дома, Сара была так измотана от страха и усталости, что ее руки, вставлявшие ключ в замочную скважину, тряслись, и открыть дверь удалось только после нескольких попыток. Она вошла в холодный пустой дом, направилась в кухню, посмотрела на стол, за которым дожидались ее тогда те люди. Дверь в сад была распахнута. Сара прикрыла ее – замок был выломан, – поднялась наверх, сбросила обувь и легла на кровать. Она заснула мгновенно, не снимая пальто. Одна.
Сару разбудил дверной звонок, гремевший громко и настойчиво. Она вздрогнула всем телом. Ей снился жуткий сон: она снова оказалась в камере с немцем, но на этот раз там был и Дэвид, которого схватили. Он сидел к ней спиной, а когда она окликнула его по имени, не повернулся, и Сара знала: это потому, что с его лицом сделали что-то ужасное. Женщина со стоном села. Было уже светло, она проспала всю ночь. Сара с трудом поднялась и нетвердыми шагами сошла вниз по лестнице, в пальто, в одних чулках,
