– Элбан! – Голос Эстер прозвучал неожиданно надменно. – Мистер Хьюберт уделил мне внимание и оказал помощь, какие только могут купить деньги. И я уверена, его ждут другие пациенты.
– Ты не понимаешь, что он говорит. – Гаррод чувствовал, как где-то глубоко внутри в нем зарождается паника.
– Прекрасно понимаю, дорогой. Я слепа, вот и все. – Эстер улыбнулась куда-то в область правого плеча Гаррода и сняла очки, открыв обесцвеченные глаза. – А теперь отвези меня домой.
Гаррод мог лишь единственным образом охарактеризовать свою реакцию на мужество и самообладание Эстер – он был пристыжен.
Спускаясь в лифте, он тщетно пытался найти подходящие слова, но молчание не смущало Эстер. Она стояла, высоко подняв голову, и слегка улыбалась, обеими руками держа его ладонь. В вестибюле здания медицинского искусства толпились люди с камерами.
– Прости, Эстер, – прошептал Гаррод. – Здесь съемочные группы. Видимо, им сообщили, что мы в городе.
– Меня это не беспокоит... Ты знаменит, Элбан.
Она еще крепче сжала его руку, и они вышли на улицу к автомобилю. Гаррод отмахнулся от микрофонов, и через несколько секунд машина уже неслась к аэропорту. Эстер не преувеличивала его известность. Гаррод оказался в центре двух независимых событий, ставших сенсациями и завладевших всеобщим вниманием. Во-первых, получила распространение приукрашенная версия, как он в одиночку сумел раскрыть попытку портстонского игорного синдиката опорочить его тестя, а во-вторых, ходила история о секретных работах в области медленного стекла, приведших к созданию нового страшного оружия, первой жертвой которого пала жена изобретателя. Все попытки Гаррода растолковать истинное положение дел достигли прямо противоположного результата, и он решил придерживаться политики молчания.
В аэропорту Гаррод выхватил взглядом из толпы репортеров лицо Лу Нэша и повел Эстер к самолету. Там тоже поджидали журналисты и операторы, но Лу быстро поднял машину в воздух. После короткого перелета в Портстон руководитель отдела по связям с общественностью Мэнстон помог им пробиться сквозь плотные ряды репортеров, и вскоре они оказались дома.
– Давай посидим в библиотеке, – сказала Эстер. – Это единственная комната, которая стоит у меня перед глазами.
– Конечно. – Гаррод подвел Эстер к ее любимому креслу, сам сел напротив, и вокруг тотчас сомкнулось холодное коричневое молчание комнаты.
– Ты, должно быть, устала, – проговорил он. – Попрошу принести кофе.
– Я ничего не хочу.
– Что-нибудь выпить?
– Не надо. Давай посидим, Элбан. Мне придется привыкать к большим переменам...
– Понимаю. Могу я для тебя что-нибудь сделать?
– Просто побудь со мной.
Гаррод кивнул и откинулся на спинку, глядя как ползет в высоких окнах предзакатное солнце. В углу громко тикали старинные часы, с каждым махом маятника творя и разрушая далекие вселенные.
– Скоро приедут твои родители, – спустя некоторое время произнес он.
– Нет. Я сказала, что сегодня мы хотим побыть одни.
– Но тебе лучше с людьми.
– Кроме тебя, мне никто не нужен.
Они пообедали вдвоем, затем вернулись в библиотеку. Всякий раз, когда Гаррод пытался начать разговор, Эстер давала понять, что она предпочитает молчание. Гаррод взглянул на часы – полночь, словно гребень горы, оставалась далеко впереди.
– Может быть, послушаешь какую-нибудь из звуковых книг, что я принес?
Эстер покачала головой.
– Ты же знаешь, я всегда была безразлична к чтению.
– Но это совсем другое – будто радио.
– Если бы мне захотелось, я бы послушала настоящее радио.
– Однако... Впрочем, ладно.
Гаррод заставил себя замолчать и взял книгу.
– Что ты делаешь?
– Ничего. Просто читаю.
– Элбан, есть одна вещь, которая доставила бы мне удовольствие, – проговорила Эстер минут через пятнадцать.
– Что именно?
– Давай посмотрим вместе телевизор.
– Э... Не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Возьмем каждый по комплекту. – Эстер по-детски оживилась. – Я буду слушать, а если чего-нибудь не пойму, ты мне объяснишь, что происходит. Так мы будем смотреть вместе.
Гаррод замялся. Снова всплыло слово «вместе», так часто повторяемое Эстер в эти дни. Ни она, ни он не возвращались больше к вопросу о разводе.
– Хорошо, дорогая. – Гаррод достал два стереокомплекта и один из них надел на голову Эстер. Ее лицо выражало покорное ожидание.
Подъем к полуночи становился все длиннее и все круче.
На четвертое утро он схватил Эстер за плечи и повернул ее к себе.
– Все, сдаюсь! Да, в том, что ты ослепла, есть и моя вина. Но я так больше не могу!
– Чего не можешь, Элбан? – обиженно и удивленно спросила Эстер.
– Терпеть это наказание. – Гаррод судорожно втянул в себя воздух. – Ты слепа – но я не слеп. Мне нужно продолжать работать...
– У тебя есть управляющие.
– ...и жить!
– Ты по-прежнему хочешь развода! – Эстер вырвалась, пробежала несколько шагов и упала, ударившись о журнальный столик. Она лежала на полу, не делая попытки встать, и тихо плакала. Гаррод секунду беспомощно смотрел на жену, потом поднял ее и прижал к себе.
Днем по видеофону позвонил Макфарлейн. Руководитель на-Учно-исследовательских работ выглядел бледным и усталым, и только уменьшенные вогнутыми линзами глаза его ярко сияли.
Разговор он начал, как всегда справившись об Эстер, но нарочито спокойный тон не мог скрыть владевшего им возбуждения.
– Нормально, – ответил Гаррод. – Сейчас идет период адаптации...
– Представляю. Между прочим, когда тебя ждать в лаборатории, Эл?
– Скоро. На днях, вероятно. Ты звонишь, просто чтобы скоротать время?
– Нет. Вообще-то говоря... Гаррода кольнуло предчувствие.
– Получилось, да, Тео? Макфарлейн с мрачным видом кивнул.
– Мы добились управляемой эмиссии. Самый обыкновенный маятниковый эффект, но с переменной частотой, регулируемой обратной связью в рентгеновском диапазоне. Сейчас мои ребята гоняют кусок медленного стекла, как домашний кинопроектор. Хотят – ускорят до часа за минуту, хотят – замедлят почти до полной остановки.
– Полный контроль!
– Я же говорил – дай мне три месяца, Эл; прошло всего десять недель. – Макфарлейн смутился, словно сболтнув то, о чем предпочитал бы молчать, и Гаррод немедленно понял: если бы не его эгоистические попытки добиться успеха самому, Эстер не потеряла бы зрение. Вина и ответственность лежали на нем, и только на нем.
– Поздравляю, Тео. Макфарлейн кивнул.
– Я думал, что буду ликовать. Ретардит теперь безупречен. Заданный период задержки – вот что его ограничивало. Отныне простой кусок медленного стекла превосходит самые дорогие кинокамеры. Все прежнее бледнеет по сравнению с тем, что нас ждет впереди.
