Что ж, особого выбора у меня нет.
* * *
– Так, – только и сказал Август, пролезая под пологом и оглядывая «спальню».
Я изо всех сил молчала. Здесь было тесно, душно и темно. Пол устилали циновки, брошенные на шкуры. Под потолком нервно мигал масляный светильник – ночник. У одной стены лежали два бревнышка – вместо подушек, – у входа притаилось два горшка. С водой и для отходов жизнедеятельности, если вдруг приспичит спросонья, да так, что не останется времени на расшнуровку полога. Основные-то горшки, как полагается, стояли в закутке снаружи «спальни». Ширина «спальни» – аккурат в двойной размер Августа. То есть поспать каждому у своего края не получится никак.
Что делать, я не понимала.
– Похоже, тут молодоженам принято ночевать друг на дружке, – обронила я.
Август покивал. Осмотрел «ложе», сказал:
– Начинаю жалеть, что надел килт.
– Почему? Зато у нас теперь есть одеяло.
– Делла, у меня под килтом ничего нет. Так положено.
– В смысле – нет? Того, что должно быть у каждого мужчины, тоже нет? Или ты боишься, что я обнаружу – как раз есть?
– Делла! – аж кашлянул Август.
– Август, ты, кажется, забыл, что я видела тебя голышом. И не раз. Ничего нового я не узнаю. Ты как маленький, честное слово. Я вообще-то замужем была. И знаю, что у мужчин бывает утренняя эрекция. А еще они во сне яйца чешут. Ты чего больше боишься – почесать яйца при мне или утреннего стояка? Или ты боишься, что, когда мы ляжем, у тебя встанет, как встал бы на любое женское тело, оказавшееся в подходящей позиции?
Август потрясенно молчал. Посопел, потом решительно лег на спину, поправил под затылком бревно. Приподнялся, снял килт и расправил его, приготовившись накрыть меня вместе с собой. При этом он все время ухитрялся занять такую позицию, что его «хозяйство» оказывалось скрытым рукой или ногой.
– Действительно, чего я стесняюсь? Ты о мужской физиологии знаешь не меньше, чем я о женской. Физиология у всех одинаковая. Но, Делла, твой цинизм уже…
– Это не цинизм, а обычный медицинский юмор, – перебила я и полезла вперед. Я аккуратно, стараясь не попасть коленом или локтем в нежное место, скользнула вдоль его тела, легла рядом. Мои голые ноги соприкоснулись с его бедрами, Август приглушенно выругался. Я боком ощутила – ага, оно. – Десять секунд, полет нормальный. А ничего, быстрая у тебя реакция… Закрой глаза и думай об Англии.
Август ловко обмотал меня килтом, затолкал край между нами, отделив таким образом меня от своей «физиологической» реакции. Потом отнял у меня бревнышко и вместо него просунул руку под голову, вместо подушки.
– Так-то лучше, – удовлетворенно сказал он.
– Не простынешь, с голой-то задницей? Ночи не теплые.
– Сейчас костры, которые развели вокруг нас, прожарят землю. И на уровне почвы будет двадцать пять по Цельсию. Мы тут скорей запаримся, чем замерзнем.
– Ну гляди сам, – с сомнением протянула я.
Август подвинулся. Я закрыла глаза. Голова гудела от усталости и от адского шума за тонкой стенкой из шкур. Почва отлично транслировала рокот тамтамов. Да уж, ночка будет та еще… Август тяжело вздохнул. Еще подвинулся.
– Неудобно? – спросила я.
– Мне-то ничего, у меня хоть мяса на костях много. А каково тебе, страшно подумать.
– Да ладно, после того, как я несколько ночей на голой земле провела – и ведь даже поспать ухитрялась! – мне тут довольно-таки уютно. Хотя тюфячок не помешал бы.
– Какая ужасная вещь – индейская свадьба по полному чину. Всего ожидал, но не ночевки практически на земле.
– Ничего. Зато теперь ты перестанешь бояться нормальных христианских свадеб. Тебе после Саттанга ваша шотландская церемония покажется даже милой.
– Она и есть милая. Просто вечно случается невовремя, когда у меня завал работы.
– О, какой прогресс. Раньше ты отзывался жестче. Ничего, к концу «праздника» ты начнешь думать, что в браке ничего страшного нет.
Август помолчал.
– Делла, я не считаю, что в браке как таковом есть что-либо страшное. Я не боюсь брака. Просто это не то, что годится для меня.
– Ладно-ладно, пусть будет такая формулировка.
– Нет, погоди, я объясню. Дело действительно не в браке и тем более не в ритуале.
– Август, а может, ну их, эти объяснения? Это ж твое личное дело, никто тебя не осуждает…
– Просто я хочу, чтобы ты знала. Я много раз говорил, что не планирую жениться. Но никогда не объяснял почему. Да, была эта история с Фионой Кемпбелл… Делла, до свадьбы дело все равно не дошло бы. Я был абсолютно уверен, что она не беременна. Я тянул бы время до того момента, пока это не стало бы очевидно. Или не стало бы очевидно, что беременна она не от меня. Но я вообще о другом хотел сказать. Делла, моя беда, моя боль в том, что я не могу жениться. Конечно, я хотел бы найти свою половинку, но это невозможно. Я болен. Нет-нет, молчи. У меня фобия.
– Что-то я такое слышала…
– Ты не могла слышать правды. Ее никто не знает, кроме меня. Я учился на первом курсе, недавно женился, всего четыре месяца как. Я никогда не мог понять принцип, по которому Кэрол выбирала подруг. Анна была совсем не такой девушкой, какие интересны для Кэрол. Я вообще не могу припомнить ее характер. Помню только, что она была беременна. Ходила тяжело, она страдала и от лишнего веса, и от каких-то проблем с беременностью. Кэрол ее опекала. Поэтому мы почти всюду были втроем – Кэрол, Анна и я. На одной из вечеринок Анне стало нехорошо. Она мне сказала, что ребенок толкается. Она сидела очень близко, мне казалось, что я вижу, как ребенок толкается. Анна старалась шутить. А мне внезапно стало душно, в глазах потемнело, схватило сердце. Я вышел на веранду, на воздух. Анна вместе со мной. Я боялся, что упаду в обморок. Это было бы позором. Мне казалось, я могу умереть, но, конечно, я не мог в этом признаться. Приступ прошел через полчаса. Но через два дня повторился. Я научился улавливать его приближение и успевал выйти на воздух. Но потом такое случилось на лекции. И Анна настояла, чтобы вызвали парамедиков, потому что я сдуру сказал – наверное, у меня больное сердце. Меня отвезли в клинику, там выяснилась правда. Это была фобия. К сожалению, об этом узнала Анна. И поделилась секретом с моими однокурсниками. Несколько дней я не выходил из своего коттеджа. Мне было стыдно посмотреть людям в глаза. Я не понимал, как мне жить с фобией. В чем-то я благодарен ей – Кэрол инстинктивно сторонится всего, что связано с ошибками в работе психики. Скоро произошла ссора, я сказал лишнее, она попрекнула меня фобией, которую вынуждена терпеть, словом, мы развелись буквально за день.
– Нет худа без добра.
– Пожалуй. Но я остался лицом к лицу со своей фобией. Я старался найти причины, научиться работать с ней. К счастью, при диагностике врач ошибся, он подумал, что это была клаустрофобия. Конечно, от нее я быстро «вылечился», и на криминалистике блестяще прошел все тесты. Я уже умел маскировать свои проблемы. Я научился сдерживать силу приступов. Сейчас я могу спокойно находиться в одном помещении с беременной, мне не душно. Но – недолго. Не больше двух часов. И при условии, что мне не нужно будет дотрагиваться до женщины. Поэтому нормальный брак для меня невозможен. Моя жена захочет иметь детей. А я не вынесу нескольких месяцев, когда беременность уже станет заметной. Наверняка моя жена решит, что я пренебрегаю ею. Начнутся ссоры, отношения испортятся.
