Сюда, в самые дальние пригороды Земли, не добирались ни туристы, ни отпускники, ни докучливые пассажиры — все они, по делу или просто поглазеть, застревали на много тысяч километров ниже, а высокая геосинхронная орбита была отдана в распоряжение ученых и инженеров; но и среди избранных никому еще не случалось прилетать на «Ашоку» с такой необычной миссией и с таким уникальным оборудованием.
Главная составляющая операции «Паутина» в настоящий момент плавала в невесомости в одном из причальных отсеков станции, ожидая последней проверки перед запуском. На вид в этом массивном изделии не было ровным счетом ничего особенного, хотя в его создание были вложены годы труда и астрономические затраты…
Тусклый серый конус — четыре метра в длину и два метра в поперечнике у основания — казался отлитым из сплошного куска металла, и только самый пристальный взгляд различал, что вся внешняя поверхность его состоит из плотно намотанных витков проволоки. На самом же деле вся конструкция представляла собой бухту супернити — сорок тысяч километров нити, намотанной на сердечник.
Создатели невзрачного серого конуса вернули к жизни две забытые технические находки, не имеющие к тому же ни малейшего отношения друг к другу. Триста лет назад на дно океана легли первые трансатлантические телеграфные кабели; пришлось пережить множество неудач, прежде чем люди овладели искусством сматывать тысячекилометровые змеи, а затем равномерно травить их с борта корабля, невзирая на штормы и капризы моря. Столетием позже появились первые примитивные управляемые снаряды, среди них были и такие, что получали команды по проводам: снаряд летел к цели со скоростью несколько сот километров в час, и проволока разматывалась с той же скоростью. По сравнению с этими игрушками из военного музея Морган брал в тысячу раз больший радиус действия и в пятьдесят раз более высокую скорость. Впрочем, его замысел давал ему и определенные преимущества. За исключением последних ста километров, траектория его снаряда пройдет в идеальном вакууме, и к тому же цель ни при каких обстоятельствах не сдвинется в сторону…
Техник-координатор, ответственная за проведение операции «Паутина», попыталась привлечь внимание Моргана деликатным покашливанием.
— Возникло одно небольшое затруднение, доктор, — сказала она. — Что касается снижения, тут все ясно — все проведенные измерения и компьютерные расчеты, как вы убедились сами, вполне удовлетворительны. Нас беспокоит обратное наматывание, возвращение супернити на станцию…
Морган даже сощурился от неожиданности — над таким вопросом он просто не задумывался. Очевидно же, что обратное наматывание — совершенный пустяк, если сравнить с главной стадией операции. Понадобятся самая обыкновенная мощная лебедка и приспособление вроде «паука-прядильщика», чтобы нить не запуталась. Однако в космосе ничто нельзя считать само собой разумеющимся, и интуиция — в особенности интуиция, натренированная в земных условиях, — может оказаться весьма коварным советчиком.
Ну что ж, давайте подумаем: завершив испытания, мы освобождаем на Земле нижний конец супернити, и «Ашока» начинает сматывать ее обратно. Разумеется, как ни тяни за нить такой длины, заметить что-то можно будет отнюдь не сразу. Понадобится полдня на то, чтобы усилие достигло дальнего Конца нити и система пришла в движение как единое целое. Затем останется лишь поддерживать… н-да, действительно!..
— Наши посчитали, — продолжала женщина, — и получилось, что когда нить наберет скорость и несколько тонн устремятся к станции со скоростью тысяча километров в час… В общем, нам не совсем понравилось то, что получилось.
— Еще бы! Что же вы предлагаете?
— Снизить скорость наматывания и тщательно следить за накоплением инерции. В крайнем случае придется вынести эту часть операции за пределы станции.
— Задержит ли это начало эксперимента?
— Никоим образом. Просто при необходимости мы выкинем весь конус в пространство буквально за пять минут.
— А потом выловите его и вернете обратно?
— Вне всякого сомнения.
— Надеюсь, что так. Этот моточек стоит недешево, да и хотелось бы использовать его снова.
«Но где использовать?» — спросил себя Морган, глядя на величественный полумесяц Земли. Пожалуй, лучше вначале довести до конца марсианский проект, даже если это будет означать годы ссылки. Как только башня на горе Павонис вступит в строй, Земле придется последовать примеру марсиан. И можно не сомневаться, что тогда так или иначе любые препятствия будут преодолены, пропасть, которую он видит сейчас, исчезнет, а слава Гюстава Эйфеля, строителя знаменитой башни трехвековой давности, окажется многократно превзойденной.
Оставалось еще минут двадцать до того момента, когда человек с острым зрением мог бы надеяться что-нибудь разглядеть. Тем не менее все, кто не был нужен в контрольной будке, уже высыпали наружу и пристально всматривались в небо. Даже Морган ощутил неодолимое желание последовать их примеру и невольно приблизился к двери.
Почти неотлучно рядом с ним находился ассистент Максины Дюваль, новобранец в полку ее операторов, рослый молодой человек лет тридцати. На плечах у оператора красовались обычные атрибуты его ремесла: две камеры, одна с обзором вперед и вправо, другая — назад и влево, а над ними — шар размером чуть побольше грейпфрута. Спрятанная в шаре антенна проделывала по две-три тысячи умопомрачительных эволюций в секунду: какие бы антраша ни выкидывал ее хозяин, она оставалась нацеленной точно на ближайший спутник связи. И Максина Дюваль, не покидая своей уютной студии, видела все, что происходит за тридевять земель, глазами своего alter ego и слышала все его ушами — и при этом ей не приходилось дышать стылым воздухом вершины.
Морган согласился на присутствие человека-антенны не без колебаний. Да, конечно, это было историческое событие, и к тому же Максина клятвенно обещала, что ее ассистент «не станет путаться под ногами». Но кому, как не Моргану, было знать, что в таком новом деле экспериментаторы обязательно столкнутся со множеством трудностей и каверз, в особенности на последних ста километрах при прохождении через атмосферу. С другой стороны, он был уверен, что Максина сумеет отнестись и к успеху и к неудаче объективно, без ненужной шумихи.
Как все великие репортеры, Максина Дюваль не стремилась быть подчеркнуто бесстрастным наблюдателем событий. Она излагала все точки зрения, не опускала и не искажала фактов, которые считала существенными, и в то же время не делала тайны из собственных симпатий, хотя и не позволяла им влиять на оценки и выводы. Что касается Моргана, она восхищалась им открыто, с благоговейной завистью человека, лишенного такого рода творческих начал. Еще во время строительства Гибралтарского моста она задавалась вопросом, на что-то он замахнется в следующий раз, — и инженер не разочаровал ее. Но одно дело — желать кому-то удачи, и совсем другое — действительно симпатизировать ему. По мнению Максины, неиссякаемая энергия и жестокое честолюбие Моргана придавали его незаурядности какой-то беспощадный оттенок. Она поневоле сравнивала главного инженера с его заместителем, Уорреном Кингсли. Вот это, ничего не скажешь, милый и приятный человек. («И инженер посильнее меня», — полушутя признался ей однажды Морган.) Но об Уоррене никто никогда и не услышит — он обречен навечно оставаться бледной тенью своего блестящего патрона и сам не желает себе лучшей участи.
