— Бесконечно жаль, — сказал Нурс, откидываясь.
Иган взглянул вверх и пробормотал: — Это не могло быть преднамеренным самоуничтожением, Нурс.
«Чертов болван!» — думал Олгуд.
Но сейчас Нурс пристально смотрел на Игана. — Вы присутствовали, Иган?
— Бумур и я отвечали за наркотики.
«Да, она умерла, — подумал Иган. — Но мы не убивали ее. Она умерла, а мы будем виноваты в этом. Откуда она могла узнать о способе остановки своего сердца? Только во власти Киборгов знать и обучать этому.»
— Преднамеренное… самоуничтожение? — спросил Нурс. Даже если эту мысль рассматривать не в прямом плане, сама мысль содержит ужасающую подоплеку.
— Макс! — сказала Калапина. — А теперь скажите нам, применяли ли вы излишнюю… жестокость? — Она наклонилась вперед, удивляясь себе, почему хотела, чтобы он признал факт варварства.
— Она никак не страдала, Калапина, — сказал Олгуд.
Калапина снова села прямо, разочарованная. Может ли быть так, что он лжет? Она посмотрела на показания приборов. Спокойствие. Он не солгал.
— Фармацевт, — сказал Нурс, — Выскажите ваши мнения.
— Мы тщательно исследовали ее, — сказал Иган. — Наркотики не могли иметь к этому случаю никакого отношения. Не было никакого способа.
— Некоторые из нас думают, что это генетическая ошибка, — сказал Бумур.
— Но некоторые не согласны, — сказал Иган. Он взглянул на Олгуда, чувствуя его несогласие. Хотя это должно было быть сделано. Оптимены должны быть так устроены, чтобы чувствовать обеспокоенность. Если их завлечь в действие эмоционально, они делают ошибки. Задуманное требует, чтобы они делали ошибки. Их надо выбить из равновесия — тонко, деликатно.
— Ваше мнение, Макс? — спросил Нурс. Он внимательно следил. Недавно они делали модели и похуже, дегенерация двойника.
— Мы уже взяли клеточное вещество, Нурс, — сказал Олгуд, — и выращиваем двойника. Если мы получим настоящую копию, мы проверим проблему генетической ошибки.
— Очень жаль, но у двойника не будет памяти оригинала, — сказал Нурс.
— Чрезвычайно жаль, — сказала Калапина. Она посмотрела на Шруилла. — Не так ли, Шруилл?
Шруилл взглянул на нее не отвечая. Неужели она думает, что может поймать его на удочку, как простого смертного?
— У этой женщины был муж? — спросил Нурс.
— Да, Нурс, — сказал Олгуд.
— Плодоносный союз?
— Нет, Hype, — сказал Олгуд. — Стерри.
— Дайте компенсацию супругу, — сказал Нурс. — Другую женщину, немного отдыха. Дайте ему понять, что она была верна нам.
Олгуд кивнул и сказал: — Мы дадим ему женщину, Нурс, которая будет держать его под постоянным наблюдением.
Со стороны Калапины послышался смех. — Почему никто не упомянул этого Поттера, генного инженера? — спросила она.
— Я только собирался это сделать, Калапина. — сказал Олгуд.
— Кто-нибудь проверял эмбрион? — спросил Шруилл. неожиданно взглянув вверх.
— Нет, Шруилл, — сказал Олгуд.
— Почему?
— Если это согласованное действие, чтобы избежать генетического контроля, Шруилл, мы не хотим, чтобы члены организации знали, что мы их подозреваем, еще не время. Сначала мы должны узнать все об этих людях — Дюранах, их друзьях, Поттере… обо всех.
— Но ключ ко всему этому делу — эмбрион, — сказал Шруилл. — Что сделано в этом плане? Что это?
— Это приманка, Шруилл, — сказал Олгуд.
— Приманка?
— Да, Шруилл, чтобы узнать, кто еще задействован в этом деле.
— Но что было сделано в этом плане?
— Какое это может иметь значение, Шруилл, пока мы можем… до тех пор, пока мы полностью контролируем это.
— Надеюсь, что за эмбрионом очень тщательно наблюдают, — сказал Нурс.
— Очень тщательно, Нурс.
— Пришлите нам фармацевта Свенгаарда, — приказала Калапина.
— Свенгаарда… Калапина? — спросил Олгуд.
— Вам необязательно знать зачем, — сказала она. — Просто пришлите его.
— Да, Калапина.
Она встала, показывая этим самым, что беседа закончена. Помощники повернулись кругом, все еще размахивая кадилами, готовые теперь сопровождать простых смертных из зала. Но Калапина еще не закончила. Они внимательно посмотрела на Олгуда и сказала: — Посмотрите на меня, Макс.
Он посмотрел на нее внимательно, уловив этот странный, изучающий взгляд в ее глазах.
— Разве я не красива? — спросила она.
Олгуд пристально смотрел на нее, стройная фигура, очертания смягчены платьем. Она была красива, как многие женщины оптименов. Но эта красота отталкивала его своим угрожающим совершенством. Она будет жить неопределенное количество лет, уже прожила сорок или пятьдесят тысяч лет. Но однажды его плоть отвергнет медицинские замены и ферментные предписания. Он умрет, а она будет жить все дальше и дальше.
Его низшая плоть отвергала ее.
— Вы прекрасны, Калапина, — сказал он.
— По вашим глазам этого не скажешь, — сказала она.
— Что ты хочешь, Кал? — спросил Нурс. — Ты хочешь этого… ты хочешь Макса?
— Я хочу его глаза, — сказала она. — Только его глаза.
Нурс посмотрел на Олгуда и сказал: — Женщины. — В его голосе чувствовались нотки ложного товарищества.
Олгуд стоял пораженный. Он еще никогда не слышал такого тона от оптимена.
— Я начала говорить, — сказала Калапина, — не прерывайте мои слова мужскими шутками. А если на полную чистоту, Макс, что вы чувствуете ко мне?
— А-ах, даже так, — сказал Нурс. Он кивнул.
— Я скажу это за вас, — сказала она, так как Олгуд молчал. — Вы обожаете меня. Никогда не забывайте об этом, Макс. Вы обожаете меня. — Она посмотрела на Бумура и Игана, отпустила их жестом руки.
Олгуд опустил глаза, чувствуя правду в ее словах. Он повернулся и повел Игана и Бумура из зала в сопровождении помощников по бокам.
Когда они подошли к ступеням, помощники повернули назад и барьер опустился. Иган и Бумур повернули налево, заметив новое здание в конце длинной площадки для прогулок, которая находилась перед зданием администрации. Они увидели стены с навесными бойницами, открытые пространства со вставленными цветными фильтрами, которые отбрасывали красные, синие и зеленые пучки света в окружающее пространство, и они увидели, что здание загородило путь, которым они намерены были выйти из Централа. Неожиданно возведенное здание — еще одна игрушка оптименов. Они увидели его и автоматически выбирали путь, что говорило о том, что они регулярно появляются во владениях оптименов. Казалось, что простые смертные и жители Централа находят выход в лабиринте улиц и проспектов, полагаясь на инстинкт. Это место бросало вызов картографам, потому что оптимены были слишком подвержены изменению и прихоти.
