– Послушайте, Гал, – сказал Морделл, – мне кажется, в ваших рассуждениях изначально заложено преувеличенное мнение о людях. То есть вы считаете, что раз вы защищаете кого-то, то этот кто-то должен быть безмерно благодарен вам, не так ли? Может, вы хотите, чтобы вас везде встречали как героев – лавровыми венками, и чтобы ставили вам памятники? Поймите, не будет этого, не бу-дет! По той простой причине, что люди забывают своих благодетелей, так было всегда и везде…
– Да я не об этом, – отмахнулся Гал. – Памятники, пьедесталы… Если хотите знать, я вовсе не согласен, чтобы меня поставили в виде памятника. На пьедестале, знаете ли, холодно зимой, жарко летом, и вообще – скучно торчать!
– И потом, – продолжал Морделл, – любая война требует напряжения сил от всех членов общества, а уж война против Иного Разума, аналогов которой нет в земной истории, – тем более. Поэтому нет ничего удивительного в том, что люди начинают уставать от войны. Лично я, например, понимаю, как нелегко приходится вам, милитарам Звездного Корпуса, и уважаю вас за то, что вы честно выполняете свой долг… Но в то же время как ученый я считаю, что, ринувшись очертя голову в конфликт с Пришельцами, человечество допустило очень серьезную ошибку.
– Иными словами, вы тоже на стороне этого типа, – с грустью в голосе сказал Светов. – Считаете, что, защищаясь от агрессии, мы вляпались в дерьмо…
– Агрессии… А вы уверены, что речь идет именно об агрессии?
– ао чем же еще, по-вашему, может идти речь?! – воскликнул Гал. – Вот уже почти пять лет Чужаки штурмуют Солнечную систему и расстреливают наши мирные корабли, не щадя при этом ни женщин, ни детей! Я своими глазами это видел, понимаете?!
– Понимаю, – кивнул Морделл. – Но и вы, Гал, должны понять: человечество впервые столкнулось с Иным Разумом, но, полагаю, так и не осознало, что это, во-первых. Разум, а во-вторых, Иной, непохожий на наш… Почему-то мы упорно считаем, что Разум во всей Вселенной имеет универсальные характеристики, одной из которых является способность различать добро и зло, так сказать, быть гуманным. А что, если у представителей Иной Цивилизации, с которыми мы сейчас имеем дело, совершенно другой склад мышления? Что, если для них не существует таких понятий, как добро и зло? Разве в этом случае обязательно нужно воевать с ними?
– А что, по-вашему, нам остается делать?
– Искать… Искать то общее, что может нас примирить друг с другом. В конце концов вспомните выражение «братья по разуму». Возможно, я высказываю парадоксальную мысль, но полагаю, что наличие разума должно нас именно объединять. А в вашей же трактовке получается, что мы и Пришельцы – враги по разуму…
Гал взглянул на часы. Пора.
– Знаете что? Пока вы, носители высокого разума, будете искать то, что и сами не очень хорошо представляете, они, Чужаки, высадятся на Земле и примутся устанавливать здесь свои порядки.
Он залпом допил шампанское и, не прощаясь с Морделлом, вышел из бара.
Но не успел Гал удалиться от этого скромного злачного места и на несколько метров, как сзади его кто-то окликнул по имени.
Это был Рекс Ролдугин в своей инвалидной коляске.
– Здорово, Гал, – повторил он, широко улыбаясь. – Какими судьбами, дружище? Поистине, куда ни плюнь – в бывшего сослуживца попадешь!
– А ты не плюй, – посоветовал Светов. – Тут один уже доплевался, видел?
Улыбка Динозавра сразу потускнела.
– Откуда ты здесь взялся? – спросил он.
– В отпуске был…
– В отпуске? Ну, ты даешь! – восхитился Рекс. – Неужели теперь всем дают отпуск, как положено? Или ты сумел Командора уломать?
Гал усмехнулся.
– Просто в один прекрасный день мне жутко не повезло, – сказал он. – Я патрулировал с Сашей Кэрбергом – помнишь, конопатый такой паренек родом из Омска? В районе Амальтеи это было… А при возвращении у меня сдох привод левого руля, и я вынужденно гробанулся брюхом на первый попавшийся астероид. От удара меня вышвырнуло прямо через колпак на скалы. Пока очухался, рванули топливные баки и боезапас, и стал я куковать на этой каменюге, как Робинзон Крузо на своем необитаемом острове…
– А потом что?
– Потом? Саша пустил скупую слезу по павшему смертью храбрых боевому товарищу… Так и доложил, вернувшись на Базу: «Погиб мой напарничек…» В тот же день Хромой Феликс – помнишь нашего связиста? – отправил по СС-связи похоронку моей матушке. Через трое суток меня случайно засекли союзнички со штатовской базы, сняли с астероида и ввиду воспаления легких и переломов ребер отправили в Центральный орбитальный госпиталь. Когда я пришел в себя, то узнал, что матушка моя скончалась, получив похоронку. Сердце не выдержало, я ведь у нее единственным был… Ну, в общем, с учетом всего этого наш Главный штаб и расщедрился на двухмесячный отпуск.
– Здорово! – с энтузиазмом воскликнул Рекс. – Ты больше никого из наших не видел?
– Нет. Да, наверное, не так-то их много – тех, кто вернулся… Ну а ты как?.. Ролдугин опустил голову.
– Вот… – Он указал на висевшую у него на груди табличку. – Переквалифицировался, понимаешь, в профессионального попрошайку.
Он опять улыбнулся, но на этот раз улыбка его была совсем неестественной – как у пьяной проститутки.
– А ноги почему себе до сих пор не сделал? – спросил Гал. – Я слышал, сейчас такие изготавливают – от натуральных ни за что не отличить!
– Да есть у меня такие, дома под койкой лежат… Но, сам понимаешь, для работы нужен соответствующий имидж. – Динозавр похлопал по подлокотникам своей коляски. – Поверь, таким макаром я неплохо зарабатываю!
Светов вспомнил о полотняном мешочке, из которого Ролдугин извлек купюру, расплачиваясь с барменом, и отвел глаза.
– Верю, – проворчал он сквозь зубы. – Извини, мне пора.
– Торопишься?
– Иначе опоздаю.
– Ну и дурак! – с неожиданной злостью выпалил Ролдугин. – Все мы дураками были и дураками остаемся!.. Они тут живут как хотят… да ты и сам, наверное, видел… А вы там за них грудь под лазеры подставляете! Чего ради?
– Прощай, – сказал Гал.
Он повернулся и решительно зашагал прочь от жалкой развалины – некогда весельчака, души компании и вообще замечательного парня по кличке Динозавр.
На душе у Светова кошки скребли. Было почти так же скверно, как в тот момент, когда он стоял, опустив голову, перед крохотным стальным прямоугольником в казавшейся бесконечной Траурной Стене на старом кладбище в Мапряльске, стоял, зная, что за этим прямоугольником покоится в наглухо запаянном контейнере прах его матери.
И тут его догнал Рекс, шурша шинами колес по пласт-алюминиевому полу.
