— Ты никогда не простишь мне это приглашение в Морнингсвейк.
— Я уже простил тебя, — ответил Элво. — Оно вооружило меня новыми знаниями. Теперь я всю проблему вижу с другой точки зрения.
Чейн горячо возразила:
— Ничего подобного. Ты не изменился. Изменилась только окружающая тебя обстановка.
— Это то же самое. Все моральные критерии летят к черту, когда человек спасает жизнь.
Чейн взглянула на Келса, который сидел на стволе упавшего дерева. На лице его она заметила ухмылку. Герд сидел на старом пне, обняв колени руками. Лицо его ничего не выражало. Она попыталась как-то оправдать Элво Глиссама:
— В цивилизованном обществе не возникает ситуации, когда нужно спасать жизнь.
Келс хмыкнул. Чейн холодно посмотрела на него.
— Я сказала глупость?
— Пожарники нужны только тогда, когда возникает пожар.
— В цивилизованном обществе нет нужды сражаться за свою жизнь.
— Да, редко, — лаконично ответил Келс. — Но нельзя убить Голубого, полагаясь только на моральные критерии.
Затем он пожал плечами и посмотрел в небо, показывая нежелание продолжать разговор. Однако он сказал:
— Ты использовала слово «цивилизация», которое здесь совсем не подходит. Жители городов, погрязшие в условностях, отрываются от реальной жизни. Когда цепи цивилизации рвутся, они становятся беспомощными, как дети, как рыба, вытащенная из воды.
Элво Глиссам вздохнул.
— Что может быть нереальнее нашего положения, когда мы сидим в дикой пустыне и беседуем о цивилизации? Я не могу представить себе этого. А Келс, видимо, достаточно цивилизованный человек, если он даже в такой обстановке может мыслить абстракциями.
Келс рассмеялся.
— О, я член клуба Космоса, Альянса Редемптионистов и Общества Культа Витатис и еще нескольких обществ, не имеющих совершенно ничего общего с реальной жизнью.
— Так называемая реальность, — заметил Элво, — тоже абстракция.
— Но она перестает быть абстракцией, когда твой самолет падает в пустыню, и тебе предстоит пройти сотню миль до дома. Это действительность. А салон тетушки Валь на вилле Миразоль становится абстракцией.
— Ты все доводишь до абсурда, — сказала Чейн. — По-твоему, если человек имеет дело только с идеями, значит, он беспомощен.
— В цивилизованном обществе он в полной безопасности и даже процветает. Но такое общество хрупкое, и когда оно ломается, наступает хаос.
В разговор вступил Герд:
— Вспомни историю человечества.
— Да, — сказал Келс. — В истории много примеров разрушения цивилизаций, члены которых предпочитали заниматься чистыми абстракциями, пренебрегая искусством самозащиты. И нападения тоже.
Чейн с отвращением сказала:
— Оба вы стали жестокими.
— В вашей теории есть большой недостаток, — заметил Элво. — По-вашему, только та цивилизация живуча, которая создана воинственными варварами.
— Или та, где цивилизованные люди эксплуатируют более слабых варваров, — сказал Келс. — Уайя пример тому. Здесь группа цивилизованных людей нападает и грабит варваров. Варвары беспомощны перед мощным оружием и самолетами, и это оружие создано и построено цивилизованными людьми.
Герд Джемах хмыкнул, и этот звук обеспокоил Чейн. Она сказала:
— Это просто факты.
— Не совсем. Варвары ограблены не полностью. Им оставлены земли, которыми они могут пользоваться так же свободно, как и раньше.
Перед рассветом маленький отряд снова пустился в дорогу. Сильный туман окутывал землю плотным облаком. К полудню туман рассеялся, но появились признаки приближающейся грозы. Далеко впереди вспыхивали молнии, ударяя в одинокие утесы, с севера дул холодный сырой ветер. Вскоре хлынул дождь, и люди промокли до нитки. Земля пропиталась водой.
Солнце с трудом нашло лазейку между облаками, и розовые лучи осветили мокрую землю. Впереди шел Джемах, ведя отряд с такой скоростью, чтобы заметно хромавший Келс мог поспевать за ним без особых усилий.
Чейн и Элво замыкали шествие. Если бы не смерть отца и непримиримая жестокость Келса, Чейн наслаждалась бы этим приключением.
Долина вскоре привела их к скоплению каменных утесов, которым ветры и вода придали довольно странную форму.
Чейн оживленно сказала Элво:
— Отсюда начинается наша земля. Она тянется к северу до самого Вольвода.
Элво Глиссам Печально покачал головой, как бы обсуждая ее, и Чейн удивленно посмотрела на него. Она подумала немного над своими словами, затем рассмеялась, но ничего не добавила. Конечно же, она ни по духу, ни по воспитанию не относится к редемптионистам, сторонникам освобождения Уайи. Как можно совместить ее любовь к Морнингсвейку с предположением, что она не имеет права на него?
У Келса и Джемаха таких сомнений не было.
Внезапно она спросила Элво:
— Если бы тебе принадлежал Морнингсвейк, как бы ты поступил?
Элво Глиссам улыбнулся и покачал головой.
— Осуждать кого-либо всегда просто. Но мне хотелось бы верить, что мои нравственные принципы возобладали бы над моими инстинктами.
— Значит, ты отдал бы свою собственность?
— По правде говоря, не знаю. Надеюсь, что отдал бы.
Чейн показала на каменные глыбы метрах в ста от них к западу.
— Смотри: вон там в тени дикий эрьин. Теперь ты можешь взглянуть на него.
Эрьин был семи футов ростом. Массивные руки были покрыты черно-желтой шерстью.
Голова была покрыта складками золотистой пленки, плотный хрящ почти скрывал четыре маленькие глаза на шее прямо под челюстью.
Эрьин стоял небрежно, не выказывая ни страха, ни враждебности. Герд Джемах и Келс насторожились. Келс стал потихоньку вытаскивать пулемет.
Элво спросил с изумлением:
— Неужели он собирается стрелять? Ведь это такое красивое животное!
— Он всегда ненавидел эрьинов, особенно после того, как ему искалечили руку и ногу.
— Но он же не угрожает нам. Это же просто убийство.
Герд Джемах внезапно повернулся и выстрелил в двух эрьинов, которые подбирались к ним под прикрытием кустов. Один уже успел прыгнуть и упал мертвым всего в четырех футах от Элво и Чейн. Шесть пальцев его руки в предсмертных судорогах скребли землю. Первый эрьин, который отвлекал их внимание, успел прыгнуть за камни прежде, чем Келс успел выстрелить в него. Джемах побежал, чтобы успеть выстрелить с другого направления но животное уже исчезло.
Элво Глиссам смотрел на распростертое на земле животное, на его пальцы, так похожие на пальцы человека, на когти, которые высовывались вперед, когда эрьин сжимал пальцы в кулак. Он изучал складки золотистой пленки на черепе. Ученые считали, что это рецепторы телепатических сигналов.
