— Делите, парни.
— Заткнись, Мустанг, коли ума нет.
— Ты этот узелок себе на шею повесь. Талисманом.
— Точно.
— Это ж сколько он Козлу отдал, чтоб тот передал?
— Ага. Передача на цент, да охраннику доллар…
— Убери, Мустанг.
Когда он завязывал узелок, заметил на уголке следы вышивки, словно… словно две буквы были. Вышивка выпорота, не сама рассыпалась. И можно различить две буквы. J B. Он засовывает узелок в карман. И следующие сутки проходят как-то мимо него. Хотя он и болтает и ржёт вместе со всеми над бедолагой, угодившим сразу на пять суток. Это ж надо таким дураком быть, чтоб сказать шерифу, по какой-такой причине шерифова жёнушка во все тяжкие пустилась. Ну и сиди теперь с разбитой мордой. Мало ли, что все это знают, а говорить-то зачем? Вон и про тебя, да про всех все всё знают. Не можешь стрелять, так молчи. О передаче не говорили. Попробовали, но он молча посмотрел на болтунов, и те отвалили. Сам ещё не знал, что об этом думать.
— Мустанг, спишь?
Он вздрогнул, открыл глаза. А, Говорун. Серая щетина, выцветшие от старости глаза. Старая, зашитая вкривь и вкось одежда, вытертые до белизны сапоги.
— Чего тебе, Говорун?
— Жеребёнок хороших кровей. В силу войдёт, за ним далеко ускачешь.
— Иди ты…
— Думай, Мустанг. Дважды такая карта не выпадает.
Говорун тяжело встал и пошёл на своё место. А с возрастом и впрямь… говорливым становится. Раньше от Говоруна такую речь год надо было слушать, а теперь за раз выдаёт. Что ж, Говорун всякого повидал. И терял, и находил… Он опять заснул и разбудил его шериф, приведший на отсидку целую толпу из салуна. Большая, видно, драка была.
— Ты, ты, ты, — командовал шериф, тыкая пальцем. — Под кустом доспите. Ишь, цемент казённый пролёживают, — и вдруг указал на него: — И ты пшёл вон.
— Мне сутки ещё, — честно сообщил он, вставая.
— Поучи меня! Смотри, Мустанг, оформлю тебя по совокупности…
— Не грози, — сказал он, выходя из камеры. — Я пугливый.
Десять ступенек наверх, столик у двери. Козёл кидает ему его пояс с кобурой. Он застёгивает ремень, проверяет кольт. Как всегда, патроны вынули, сволочи. Теперь, пока не купишь, ходи голым.
— Денег у тебя сколько было?
— Сколько было, неважно. Сколько есть, Козёл?
— Догадлив, — смеётся Козёл. — Держи, Мустанг, оденься.
И бросает зелёную бумажку. Как раз хватит кольт зарядить. Было… чёрт с ним, сколько было. Жалко: пропил мало, не успел.
— Тебя через недельку ждать, Мустанг, или погуляешь?
— Как получится, — бросает он через плечо и выходит.
Площадь перед отстойником пуста. Рано ещё. Небо только-только от крыш отделилось, даже сереть не начало. Вон и в Розничной лавке светится окно над дверью. Он не спеша, подшаркивая, идёт туда, пинком ноги — руки всегда должны быть свободны — открывает дверь.
— Чего тебе, Мустанг? — тётка Фло как всегда за прилавком.
— Одеться, — бросает он на прилавок бумажку.
Она ловко, одним движением сгребает её куда-то вниз и высыпает перед ним тускло блестящие патроны. И даже вязать при этом не перестаёт. Ловкая баба. И никто её молодой не помнит. Сколько же ей? Она выжидает, пока он зарядит и уберёт кольт, и кладёт на прилавок краснобокое яблоко.
— Не на что, — он уже поворачивается уйти, но его останавливает неожиданная фраза:
— С дружком поделишь.
Он нерешительно берёт яблоко. Дорогая ведь штука. Дармовое всегда опасно, но за тёткой Фло подлянки не водится, не такая она.
— Спасибо.
Она кивает, продолжая громким шёпотом считать петли. Под этот шёпот он выходит на площадь и идёт к коновязи. Вон Гнедой уже почуял его и затоптался, пытаясь развернуться навстречу. И тёмный ком возле салуна зашевелился, отделился от стены и медленно выпрямляется. В сером предрассветном сумраке бледное пятно лица. А Гнедой сыт и напоен, сразу видно. И весел. Значит, не один был, не чувствовал себя брошенным. Он кивает мальцу, и тот, независимо вскинув голову, по-ковбойски враскачку подходит. Он достаёт яблоко, разламывает натрое. Коню, мальцу и себе. Ну… молодец, сообразил, что "спасибо" здесь лишнее.
— Где твой конь?
— Не ожеребилась ещё та кобыла…
Он удовлетворённо хмыкает, оглядывает ряд у коновязи. Ага, вроде вон тот серый.
— Бесхозного высматриваешь, Мустанг?
— Догадлив ты, Джек.
Джек-Хромуля щерит в улыбке беззубые дёсны. Где выбили, где само выпало. За сорок ему, сильно за сорок, доживает уже, болтаясь у коновязи.
— Вон тот, серый, пятые сутки стоит.
Серый костлявый неухоженный конь, уздечка, седловка — всё старое, ободранное, заседельные сумки разворочены.
— Загремел, что ли, Эдвард?
— А может, и спёкся, — пожимает плечами Джек. — Заносчив больно, — и сплюнув, добавляет: — Был.
Он кивает и отвязывает своего Гнедого.
— Бери Серого, малец. Нам здесь делать нечего.
А ничего малец, гриву с хвостом не путает. А вот садится как-то странно, не по-ковбойски. Стремена не по росту… Сообразил. Слез подогнал всё под себя и снова в седло. Ничего, в хороших руках Серый отойдёт…
…Фредди открыл глаза и встретился взглядом с Джонатаном. Уже свеж, деятелен, весел… быстро управился.
— Выспался, Фредди?
— В принципе, да. Что у нас нерешённого?
— В принципе, всё ясно. До Краунвилля полчаса осталось.
Фредди понимающе хмыкнул
— Хорошо возвращаться, Джонни?
Джонатан молча кивнул.
Поезд замедлился, проходя по полуразрушенному и ещё не до конца восстановленному мосту. Тогда зимой они переправлялись вброд, благо, лёд толком так и не встал. Не здесь, а ниже по течению, где река разливалась по котловине. Кругаля давали… но иного варианта не было.
— Фредди, помнишь, как мы тут зимой барахтались? — негромко засмеялся Джонатан.
— Ещё бы, — хмыкнул Фредди. — Чуть вьюки не потопили.
— А потом до утра на острове сидели, дрожали, не знали, где проход в минах, — Джонатан улыбнулся и подмигнул.
— А их там, на наше счастье, не было. Джонни, аукционы побоку?
— Сойнби только смотреть, — сразу стал серьёзным Джонатан. — Генни предупреждал.
— Ты говорил, помню. А Крокус? Мы же хотели стадом заняться.
— Зиму перекрутимся с этими, Фредди. Нет, посмотреть можно. И даже нужно. Но… Я не хочу трогать счета.
Фредди кивнул.
— Что ж, Джонни, сядем, посчитаем, подумаем.
— Последнее в первую очередь. Тут же ещё что, Фредди. Я думаю, что Дилли уже скоро дойка будет не под силу.
— Да, к Рождеству станет сильно заметно. А там и Молли на подходе, ведь так?
— Думаю, не задержится, — улыбнулся Джонатан. — Так что увеличивать число коров нельзя. Нанимать лишних людей незачем. А вот бычка хорошего… племенного…
