— Гордон, тебе очень нужен этот листок? Можно его вырвать? — от волнения у трайкера даже подрагивали уши.
Патер Гордон сначала тщательно удостоверился, нет ли на обратной стороне страницы необходимых ему картинок и лишь потом медленно, с глубоким чувством того, что своими действиями спасает страждущую душу трайкера, торжественно выдрал лист. Курц яростно схватил фотографию и, удалившись в один из углов камеры, начал фанатично её созерцать.
Вэйвер Пип открыл глаза и продекламировал:
— Коль хочешь грешникам помочь, дай им курнуть. А то не в мочь!
— Канделябры, идите дуйте в дырку! — замолотил кулаком по стене Орсон.
Курильщики: Энди, патер Гордон и Пип — по просьбе сокамерников сгрудились у зловонного отверстия, патер извлёк из плаща сигарету и спичку. Они закурили, по очереди передавая друг другу сигарету и сплёвывая в мерзкое озеро жижи.
— Интересно, — начал рассуждать вслух Энди, — если канализационная система сломается, и дерьмо уйдёт, наверное, можно будет выбраться отсюда. Плечи легко пролезут…
— Хе, хе, хе, — хрипло засмеялся патер Гордон. — Если эта чёртова система сломается, уровень дерьма начнёт повышаться, и нам будет вовсе не весело. Хотя, хе-хе, сначала затопит карцеры…
«Диг!» — вспомнил Энди. В голове, прозрачной как стёклышко от пары затяжек, возникла идея; он наклонился над отверстием и заорал со всей силы:
— Тайтус!!!
Озеро дерьма заколыхалось, и из него показался белёсый отросток с двумя присосками на конце; Энди отпрянул. Червь, которого звали, очевидно, не Тайтус, легко подпрыгнул и с плеском исчез в непрозрачной жиже.
— Orcae ita![3] — протянул Гордон.
У Пипа глаза стали совсем круглыми, то ли от потрясения, то ли от слишком глубокой затяжки.
— Не хотелось бы мне, чтобы такая дрянь полезла мне в задницу, — пробормотал Энди, едва оправившись от шока.
— Эй, что вы там рассматриваете, черти? — заинтересовался Орсон.
— Экскременты, — ответил мудрёным словом Энди, который был весьма начитанной особой.
— Чего? — не понял Орсон.
— Fæcēs vulgarēs, — пояснил патер Гордон, пенсне его задумчиво поблёскивало.
— Чего? — Орсон, видимо, не учил латыни, но зато Молчун, как прилежный студиозус, знал необходимый минимум этого благородного языка.
— Дерьмо обыкновенное, — перевёл он.
Незадолго до новой кормёжки их компанию покинул второй трайкер — маленький Курц.
Время тянулось так неторопливо, что стало жизненной необходимостью решить проблему, как его убить. Филип спросил, кто умеет играть в «Четырёх епископов». Отозвались Алекс и Энди; Молчун тоже был знаком с этой незатейливой, но захватывающей карточной игрой, но смолчал.
— Пип будет играть со мной в паре, — объявил Филип, у которого щетина уже основательно оккупировала щёки и подбородок. — Гордон, не одолжишь ли нам свои карты?
Карты патера Гордона немного смутили вампов, малоопытный Алекс не мог даже понять, где там руки, а где ноги, и сколько человеческих тел имеется на каждой карте. Молчун исследовал радиоэфир, Гордон продолжал изучение журнала, протёртого до дыр, а Орсон, проглотив ненароком пищевую порцию Пипа, улёгся на пол и громко захрапел.
— Не понимаю, — сказал Энди, — почему Орсон строит из себя дурачка, по-моему, он психически вполне нормален…
— Ха! — Филип презрительно искривил рот. — У Орсона в голове столько мозгов, сколько в той дырке вот этого самого «вульгарес»… Он работал в области математической физики и изобрёл этот… как его…
— Метод Шварцхельма-Орсона, — подсказал Пип. Настроившись на какой-то музыкальный канал, он покачивал головой в такт музыке.
Карты шлёпались на пол, дразня мужской взор своим содержанием, у бедного Алекса даже взмок лоб.
— И что дальше? — спросил Энди, внимательно рассматривая расклад.
— Ему попалась в руки книжка, автор недавно умер, кажется, и он прочёл что-то насчёт суеты сует… Вот вам! — Филип азартно бросал карты. — И, решив, что до дигов ему далеко… Вот вам ещё! Орсон бросил работу, а свою золотую медаль подарил первому встречному дигу. Профессор Шварцхельм чуть не сошёл с ума от огорчения!
— Как же он попал сюда?
— Статья 228, — кратко ответил Пип.
— Хищение радиоактивных веществ, — расшифровал Филип. — Орсон всего лишь захотел сделать небольшую термоядерную бомбу…
— А с тобой что случилось, Филип?
— Статья 101, — по-видимому, Пип наизусть знал все статьи Уголовного Кодекса Республики.
— Я сидел в баре и пил пиво, — охотно начал рассказывать Филип. — Рядом со мной сидел какой-то мужик, уже изрядно поддатый. Я никого не трогал, я человек мирный, но когда он попросил меня врезать ему по морде, я не смог отказать.
— И?
— Видать, я не рассчитал силу своего удара и прочность его черепа, — довольно усмехнулся Филип. — Это ему большой минус. Я выиграл!
— А я вообще не помню, как здесь очутился, — поделился и Пип своими переживаниями. — Но обвиняюсь в том, что нет у меня ни паспорта, ни удостоверения личности, ни какого-нибудь другого документа. Я не числюсь ни в одном списке, и у меня ничего нет, кроме имени. И то я не уверен, что меня зовут Филип или Пип.
— По всей видимости, они считают тебя шпионом Чужих, — Энди посмотрел на потолок в подтверждение своих слов.
Во время обеда они приостановили игру, оставив карты на полу.
Алекс, Энди и Молчун уселись рядом, попивая из бумажных пакетиков еле тёплый клееобразный суп.
— Интересно, — сказал Алекс, — добрались ли трайкеры до суда, или…
Молчун ухмыльнулся, а Энди высказался вслух:
— Нет, конечно. Ланг, по-моему, даже не подозревает о существовании каких-либо законов.
— Хотел бы я такую маму, — мечтательно вздохнул Алекс.
— Можно гораздо лучше, — отозвался Молчун. — Женись на ней, и тогда Ланг будет называть тебя папой…
Друзья невесело рассмеялись. Энди вдруг вспомнил, что не спросил патера Гордона, за какие грехи он тут очутился, но в это время железная дубинка бешено заколотила по дверной решётке. Гнусно улыбающаяся мегера презрительно оглядела заключённых, поигрывая станнером, и даже умудрилась плюнуть и попасть в бумажный стаканчик Молчуна. «Многолетняя практика!» — подумал Энди.
— Алекс, Энди и ты, вэйвер, — она указала на Молчуна, — на выход! Быстро, и без глупостей, пока я добрая!
«Когда ты злая, тебя нужно держать в смирительной рубашке», — подумал Алекс, кипя внутри от ненависти. «Сейчас решится наша судьба», — подумали вампы одновременно.
— Встать! Суд идёт! — и полный судья в траурно-чёрной мантии и съехавшем на одно ухо парике изо всех сил застучал молотком по столу, жирные щёки при этом желеобразно тряслись. Требуя от других тишины, судья колотил до тех пор, пока секретарь суда не дотронулся до его плеча. После этого секретарь объявил судебное заседание открытым и попытался огласить состав суда, но судья по-хамски оборвал его.