Рената переползла за руль и выкатила машину со стоянки, ничего, к счастью, не перевернув, не опрокинув и ни во что не врезавшись.
Сашу она поймала за два квартала от аэропорта, когда изрядно покрутилась по дворам. Вот тебе и жизнерадостное солнышко... Вот тебе и "цэрэушники"!..
Рената покорно, чувствуя себя немного виноватой, уступила ему водительское кресло. Телохранитель молча сел и снял зажатую пуговицей рубашки, сложенную пополам и вставленную под воротник Дарьину записку. А ведь она так походила на атрибут костюма настоящего священника!..
- Что это было? - спросила она, указывая на воротник и на бумажку. - Как у тебя получилось?
Не определишь, о чем он думает... Но разговаривать с нею он не хочет. Ну и плевать. Какой гордый, подумаешь!..
До пяти часов вечера они гнались за солнцем. Пять было по их часам, по широте Челябинска. Но солнце они так и не догнали...
Саша загнал джип в холмистый перелесок и занялся разведением костра.
- Как ты относишься к тушенке? - впервые за весь день заговорил он с Ренатой.
Девушка кивнула, и он довольно ловко вскрыл перочинным ножиком консервную банку, а после пристроил ее на плоский камень, лежавший в углях и раскаленный, как электроплитка. Голод и холод превратили "девушку из высшего общества" в существо, которое отбросило все условности, отринуло все нормы поведения, принятые в ее кругу, опустилось до того, чтобы есть с лезвия ножа из закопченной банки. Кошмар!
С севера дул ветер.
- Принеси коньяк, - попросила Рената. - Я замерзла. Душа, видно, не греет...
Телохранитель замер, не донеся пищу до рта.
- Ты что? - спросила она, удивившись тому, насколько напряженным стал его взгляд.
Саша поднялся, сходил в машину и принес ей бутылку. Рената отхлебнула прямо из горлышка, едва не подавилась и не облилась и стала пальчиками вытирать губы: все верно, не хватало ей пока еще умения и решимости сделать это рукавом куртки. Телохранитель посмотрел на нее.
- Будешь? - Рената передала ему бутылку. - Люблю коньяк... Если он хороший, конечно, настоящий, а не такой...
- Знаю, - Саша сделал глоток.
Девушка невесело рассмеялась:
- Уже настучали? Да-а, Артур просто не мог не сболтнуть! Прости господи, что так говорю о мертвом, но он ве-е-ечно называл нас с Дарьей алкашками...
- Никто ничего не сболтнул.
- Сам догадался?
- Просто знаю.
- А что еще ты обо мне знаешь? - Рената склонила голову к плечу и с интересом заглянула в его лицо, освещенное огнем костра.
- Что тебе снится сон...
- Всем снятся сны! - возразила она, забрала у него коньяк и выпила еще. - А мне снится... какой-то храм, из глубокой-глубокой древности, но в тот момент, когда я вижу в нем себя, он новехонький, как будто только выстроенный... или, по крайней мере, за ним хорошо ухаживали, не позволяя, чтобы в нем случилось запустение... Водоем прямо в центре этого храма... яркое солнце...
Он поднял на нее темно-серые, непрозрачные глаза:
- ...А из глубины этого бассейна вынырнула огненная птица, и тебе нужно собрать её пепел, когда она сгорит... Одно условие: всё, до последней песчинки...
- Что?! - наступила пауза. - А это кто мог тебе сказать?! Откуда...
- Птица Феникс, - пробормотал Саша, не слушая её. Гелиополь на берегу изумрудного Нила... Великий был город...
- С ума сойти! Ты что, экстрасенс?!
- Любой охранник должен иметь шестое чувство... Если он, конечно, считает себя хорошим охранником.
- А ты считаешь? - не без ехидцы спросила Рената.
- Я считаю, что у меня есть шестое чувство - об остальном не мне судить...
- А это... ну, то, что ты проделал в аэропорту... Это какое чувство?
- Это - курс актерского мастерства. Предмет по специальности.
- Ты - актер?!
- Громко сказано. Чтобы быть актером, недостаточно окончить училище или вуз. Этим надо жить. Я этим не жил. Божья искра есть не в каждом...
- Не знаю, не знаю... Сыграть без грима старика-священника, преобразиться так, что даже я тебя не узнала - это не божья искра?! Тогда я просто ничего не понимаю в этой жизни! - коньяк раззадорил Ренату; ей стало тепло и захотелось спорить.
- А вот его я не играл. Это отец Саймон из Англии. Я охранял его в 89-м. Он был моим "первым иностранцем"... Через год он умер в Лондоне от рака поджелудочной железы, а ему было всего пятьдесят. Лучшие люди всегда уходят раньше, как будто кто-то или что-то боится, что, проживи они немного дольше, на эту землю придет излишнее совершенство... Закон сохранения энергии: постигший то, что "за дверью", должен удалиться туда навсегда, - Саша усмехнулся и поворошил полешки в костре.
- Сколько тебе лет? - спросила Рената.
Он прищурился и прикурил от полыхающей головешки.
- Тридцать два.
- А в тот момент тебе можно было дать все пятьдесят! Как ты это объяснишь?
- Никак. Все может быть... Как-то никогда не приходило в голову смотреться в зеркало в такие минуты...
- Странный ты тогда актер. Я знала целую кучу артистов, их и хлебом не корми, дай у зеркала поторчать... Надо же им как-то отрабатывать мимику...
- Вот поэтому я тебе и говорю, что отца Саймона я не играл.
Трудно с ним разговаривать. Вернее, разговаривать-то как раз легко, а понять - сложно.
- Как ты думаешь, Саш, чем все это закончится? - спросила девушка, снова и снова отхлебывая из бутылки.
Телохранитель опустил глаза. Такое выражение иногда бывало у скрытной Дарьи. Сходство, которого раньше не было и не могло быть: слишком уж они с Сашей были разные, не говоря уже о противоположности пола. Он что-то знает, но не хочет говорить...
- Как ты поступишь, когда мы найдем безопасное место? Рената отдала ему бутылку. - Уйдешь или останешься где-нибудь, поблизости от меня?.. Я ведь не буду никого знать в чужом городе...
Саша протянул руку и осторожно вытащил желтый березовый листик, запутавшийся в ее золотисто-рыжих непокорных волосах.
- Не знаю, - сказал он.
А пьяное это в ушах Ренаты откликнулось: "Знаю, знаю, знаю!.."
За тридцать семь дней...
- Вспомни и выбери! - крикнула огненная птица, воспарив над водоемом с ослепленной жрицей, которой все никак не удавалось разглядеть её.
-Ты сгоришь! - закрываясь рукой, закричала девушка. - Во имя светлого Осириса, остановись!
Птица тряхнула крыльями и вознеслась к солнцу. Вспышка падающего метеора - и прах посыпался на саламандр.
Ожесточенно распихивая ящериц ногами, девушка хватала пепел и прижимала его к груди, как ворох бумаги со стихами гения. Саламандры кусались, изворачивались и норовили схватить пролетевшую сквозь её пальцы песчинку-другую.
- Помогите мне! - кричала она служителям. - Одна я не справлюсь!
Чары колдуна не действовали на саламандр. Белый жрец низшей касты боялся отпустить колонну. Капюшоноголовый Помощник Главного Жреца разбрасывал ящериц острым, как бритва, длинным мечом-атаме, но твари срастались и снова бросались в бой. Кватернер посвященных ничего не мог поделать. Пантакль в руках колдуна обуглился и рассыпался.
