-Ты сгоришь! - закрываясь рукой, закричала девушка. - Во имя светлого Осириса, остановись!
Птица тряхнула крыльями и вознеслась к солнцу. Вспышка падающего метеора - и прах посыпался на саламандр.
Ожесточенно распихивая ящериц ногами, девушка хватала пепел и прижимала его к груди, как ворох бумаги со стихами гения. Саламандры кусались, изворачивались и норовили схватить пролетевшую сквозь её пальцы песчинку-другую.
- Помогите мне! - кричала она служителям. - Одна я не справлюсь!
Чары колдуна не действовали на саламандр. Белый жрец низшей касты боялся отпустить колонну. Капюшоноголовый Помощник Главного Жреца разбрасывал ящериц острым, как бритва, длинным мечом-атаме, но твари срастались и снова бросались в бой. Кватернер посвященных ничего не мог поделать. Пантакль в руках колдуна обуглился и рассыпался.
- Во имя Оритана, помогите мне! - жрица теряла все больше и больше останков несчастной птицы.
Она не знала, что за слово сорвалось у нее с языка. Но, в ее понимании, это было самое священное, самое дорогое название из когда-либо существовавших...
Остальные служители храма в Гелиополисе на берегу зеленого Нила стояли и смотрели, не в силах помочь кватернеру Главного Кольца...
Рената открыла глаза. Часы на тумбочке у самой подушки, как воплощенный немой укор, показывали десять.
- Саша! - позвала она, думая, что он еще спит в смежном номере.
В ответ - тишина.
Девушка натянула водолазку (она была достаточно длинной и прикрывала трусики, так что Рената могла в ней считать себя почти одетой). Саши, конечно же, не было. Из-под подушки торчала рукоять пистолета. Снова куда-то сбежал... добытчик...
Рената выглянула в окно с видом на проспект и на красовавшуюся между двух дорог вывеску-рекламу: "Златоуст приветствует своих гостей! Добро пожаловать!"
Помнится, вчера она прочла эту вывеску в хмельном состоянии, и приветствие очень ее развеселило: она хохотала до третьего этажа, до тех пор, пока Саша не открыл перед нею двери номера. Затем он куда-то исчез, а Рената, едва раздевшись, рухнула спать, но минуты две еще видела однообразную картину: дорога, пустошь, встречные машины, дорога, пустошь, встречные машины... Никакой, вроде бы, погони, никакого "дыхания в затылок".
Наверное, выспалась она хорошо: голова не болела и не кружилась, пить не хотелось, зато хотелось есть. Рената села к зеркалу и даже испугалась. Любой человек испугается, если увидит себя наутро после вечерних посиделок у костра с дымом во все стороны, а в особенности - если после всего этого он не умывался перед сном.
Девушка вскочила и убежала мыться. Забавно, что здесь даже был халатик, только Рената побрезговала надевать его.
С "чалмой" на голове, скрипя от чистоты, она вернулась к зеркалу. Из отражения на нее глядели желтовато-зеленые, слегка раскосые глаза - сказывалась татарская кровь матери, хотя и та не была чистокровной татаркой. Рената не считала себя особенно красивой и могла только гадать, отчего многие знакомые мужчины сходили с ума по её почти совершенной фигуре, по маленьким, как у куклы или как у Золушки, стройным ножкам и по высокой, словно подаренной ей древним скульптором, груди. И еще по точеному смугловатому лицу. Причина всех женских страданий - несколько веснушек на изящном носике и щеках - нимало не портила её. Неизвестно, что себе вообразив, "светские львы" (и "тигры") бросали своих подружек ради нее. Но, как правило, оставались ни с чем. Редко когда Рената "снисходила" до кого-нибудь из них, на нее было трудно угодить. Живи она в суровом XVIII где-нибудь во Франции, её давно бы уже отравили, сожгли как ведьму, закололи или отправили бы на тот свет иным путем. Странно, что эта кучка негодяев так долго ждала...
- Господи, на кого я похожа! - простонала Рената и стала придумывать, как бы ей накраситься. Ходить в таком растрепанном виде даже перед собственным телохранителем, Мухтаром, Цербером, бультерьером, просто неприлично. Как-никак, он все-таки тоже мужчина, а на памяти Ренаты не было ни одного представителя сильного пола, который узрел бы ее такой.
Тут щелкнула дверь, и на пороге возник Саша, двумя пальцами придерживая переброшенный через плечо темный пиджак. Девушка издала неопределенный возглас и закрыла ноги собственной курткой.
- Ну что, человеческий детеныш, удачная была охота? - дабы побороть смущение, полусерьезно-полушутя спросила она.
Саша, который рухнул на диван, сделал кистью руки неопределенный жест. Кожа на его пальцах и на ладонях была почти начисто содрана, как будто он голыми руками забирался в горнило.
- Боже ты мой! - Рената даже забыла про куртку. - Что это?! Ты что, вагоны разгружал?!
- Почти в точку.
- Ты с ума сошел!
- Нет, просто ты хочешь есть. Позвони в ресторан, закажи что-нибудь.
Она рассматривала его ладони.
- А что будешь ты?
- Я буду спать. Сон - это лучшая еда.
- Это папа так говорил... - с тоской вспомнила Рената.
- Твой папа был умным человеком. Но не переживай за него, это не даст ему покоя... Чем быстрее ты придешь в себя и смиришься со смертью, тем лучше будет нам всем...
- Ты постоянно говоришь загадками. Снимай рубашку: ты весь мокрый. Мог бы сказать прямо: дескать, я такой умный, тебе, грешной, меня все равно не понять, так что мучайся от своего несовершенства!
Рената вытряхнула его из рубашки и поднялась с дивана. Саша подул на ладони, по которым она так бесцеремонно проехалась сдираемыми манжетами.
- Что ты собираешься делать с нею? - поинтересовался он.
- Собираюсь постирать. А что?
- У нас в номере завелась стиральная машина? Потрясающе!
- Не язви.
- Разве девушки твоего круга когда-нибудь стирают?
- Прекрати, я сказала!
Он присвистнул. Не по-своему он как-то ведет себя: слишком легкомысленно. Вот Артур еще мог бы подурачиться таким образом, а на Сашу это мало похоже. Впрочем, пусть лучше так, чем слушать его нотации либо вообще биться в глухую стену, когда есть желание поговорить, отвлечься. С другой стороны, кто его знает, какой он на самом деле?..
Рената открыла воду. Несмотря на то, что материя действительно была насквозь пропитана потом, девушке не был неприятен её запах. Такую законченную эстетку, как она, подобное немало удивило. Может, она и впрямь "опускается на дно"? Додумать ей не дал вновь занывший зуб. Нет, спокойно она не умрет, это точно!..
Саша вошел следом, подождал, пока она закончит замачивать рубашку, и сжав челюсти, превозмогая боль в пораненных ладонях, сунул руки под воду.
- Саша, - Рената потерла намыленную ткань
Телохранитель взглянул на нее через плечо, не разгибаясь; струи воды стекали по его лопаткам.
- У тебя не прошло ощущение, что нас преследуют?
