Но Анджелка шла в противоположном от окраины направлении. Она вообще не любила крайние улицы, главным образом потому, что стояли там в основном дома охотников, тех, что постоянно ходили в степь, а их дети отличались особенной вредностью и даже жестокостью по отношению к ней, хромоножке. Там ценилась сила, равно что у мальчиков, что у девочек, и игры там были соответствующие. Даже не все братья Анджелки осмеливались захаживать в Охотничью окраину.
Зато у нее было много знакомых среди оружейников и кузнецов, и она, бывало, часами простаивала на пороге их кузен, наблюдая за жаркой и трудной работой. Ее отсюда не гнали. Металл был редкостью в Городе, его находили далеко у самой Горы и еще дальше очень немногие. Несколько семей, знавшие заветные места и тропы к ним, ревниво хранили свои секреты, а за добытый и перекованный металлл брали недешево. И, однако, у Анджелки уже было блестящее светлое ожерелье из металлических плоских бусин, и монисто в шесть рядов, и согнутая гладкая полоса, которую можно было надевать, как браслет.
Все это ей дарил, отчего-то смущаясь, совсем взрослый, по ее меркам, — уже почти пятнадцать лет — подручный в одной из кузен. Он был большой, и где не курчавилась на щеках борода, у него играл яркий румянец. Кузнец, хозяин кузни, ворчал, когда видел, но не препятствовал подаркам и позволял Анджелке перебирать сваленные в углу звонкие обрезки и куски. А подручный топтался рядом, молчал и тяжело вздыхал, как самец чапы в загоне.
Анджелка подумала, что в словах матери, когда та говорила о близком замужестве, есть резон. Анджелка прошла, не свернув на Кузнечную. В ночной мгле ярко светились окна дома Искусной Мины — в ее семье главным ремеслом было шитье по коже, Анджелка училась у нее вышивке бисером, жилами, а также крою. Матушка Искусная Мина тоже жила хорошо, ее дом в шесть окон всегда ярко освещался и тепло обогревался. Анджелка хоть сейчас могла постучаться, и ее усадили бы к столу, дали теплого молока и пирог. Правда, с дочерьми Мины у Анджелки дружба не получилась. Сами виноваты, только и знают, что хвастать своим умением. Еще бы, если к делу Искусница Мина их приучает, едва научатся ходить и иголку не ронять. Шьют, и верно, лучше всех в Городе, а сами страшней ульми — лбы узкие, волосы, как щетина, рты мокрые, груди черные, ноги жесткой шерстью заросли.
Анджелка показала язык окнам, за которыми, хоть и не видно, но знала, — склонясь над длинным столом, дочери Искусницы Мины работали свое рукоделие. Пошла дальше. На голове наросла корка снега, но Анджелка не стряхивала ее. Так лучше, не то еще сильнее вымокнешь потом.
Ей показалось, что позади мелькнула быстрая тень. Анджелка огляделась, но никого не заметила в окаймляющих улицу оградах. Стало не по себе. Ведь уже поздно. И народ весь куда-то подевался. Она пошла быстрее. А если отца в Управном доме уже нет? Не беда, она попросит кого-нибудь проводить ее. Дочери Большого Карта не откажут Солнечной.
Анджелка про себя усмехнулась. Когда она бывала одна, ей казалось, что она имеет сильный и твердый характер. Чувствовала себя намного умнее большинства взрослых, не говоря уж о сверстниках. Напоминала себе, что способна на кое-что такое, чего никому больше не дано. И это было правдой. Думала, что одно положение ее отца должно заставлять относиться к ней особо. Думала, что… много чего еще она думала, оставаясь наедине с собой.
К сожалению, все эти гордые соображения куда-то девались, стоило Анджелке столкнуться с грубостью и неприкрытыми издевками. Внутри сжималось, губы начинали мелко дрожать, навертывались непрошеные слезы, хотелось убежать и спрятаться. А сталкиваться приходилось. В самых разных видах. Неожиданно и исподтишка. Например…
Например, снежок, метко пущенный в лицо. Или даже два снежка.
Еще ничего не видя, ослепнув от удара, с залепленными глазами, Анджелка услыхала топот двух пар ног, торжествующий вопль. Ей показалось, что голос она узнает. Впрочем, это все равно.
Вопль перешел в отчаянный визг.
— Пусти! Пусти меня! Не смей меня трогать! А-а!
— И меня пусти! Я ничего не делал! Это он! Уй-юй!
Анджелка, всхлипывая, вычищала снег из-за ворота платья. Позади послышались звуки увесистых оплеух.
— Если еще раз возле Анджи я вас увижу! Это тебя тоже касается, Фрай!..
— Погоди, мы еще встретимся…
— Мы с ребятами с тобой еще поговорим…
И в два голоса, отбежав, видно, на порядочное расстояние:
— Анджа — сука одноногая!!! Выродок! Недоделка! Не-до-дел-ка!!!
Ветер сбивал пламя фонаря. Руки были мокрые, волосы были мокрые, мокро за пазухой, и мерзли пальцы ног. Она зря пошла к Управному дому. Или хотя бы следовало взять накидку.
На плечи легла шелковистая шерсть. Руки из-за спины заботливо запахнули на Анджелке шкуру с густым и теплым ворсом. Специфический запах, который ни с чем не спутаешь.
— Это был один из твоих милых братцев. Кажется, Сатти.
— Я поняла.
— А с ним Дылда Фрай с Охотничьей окраины. Я их немножко повозил рожами по стенке.
— С парнями с Охотничьей опасно связываться.
— Мне? Я никого не боюсь.
— Спасибо тебе, Пикор. Это что, шкура чапана?
Пикор со Второй Подгорной смутился. Он был высок и широкоплеч.
— Ну… Не в том смысле. Просто я… я тоже заходил к бабушке Ки-Ту послушать что-нибудь. Потом увидел, что ты пошла, ну и… Думал, ты домой, но потом увидел, что нет, и пошел следом. Мне ведь почти в эту же сторону.
— А шкуру чапана ты брал с собой просто так? Или ты зябнешь, Пикор? — Анджелка на миг ощутила, какую власть имеет над этим парнем. Впервые ощутила. Это было ново и непривычно, но тут же пропало.
— Я не зябну. Я могу шесть дней жить в степи в одной рубашке!
— Я тебе верю. Конечно, можешь, Пикор.
— Это не шкура, это просто накидка.
— Но ты добыл ее сам? — Анджелка не унималась, она ждала, что необычное ощущение вернется. — Для кого, Пикор?
Даже в неверном свете фонаря было видно, как юноша покраснел.
— Мы охотились вместе с отцом, и… А, думай, что хочешь! — Он повернулся, чтобы уходить.
— Погоди! Что, если я оставлю ее себе?.. Нет, не оставлю, Пикор. Но все равно спасибо. Я иду к отцу, в Управный дом. Он еще там, и мама беспокоится. И старший брат в степи. Вот он отправился за чапаном специально. Для Тунии, ты знаешь ее? Она откуда-то с вашей стороны.
Анджелка незаметно двинулась дальше к близкой уже Ярмарочной площади, и Пикор как привязанный пошел рядом.
Они миновали хлебную лавку Гацци, большой дом с башенкой, принадлежащий семейству Рафальдов, Анджелка все говорила. Пикор приноравливался к ее неровному шагу. Он даже покачиваться стал Анджелке в такт, причем совершенно незаметно для себя. Она-то это сразу отметила.
