– Правда, Афиноген Каранатович, – согласился я.
Работать, работать надо было!
В это время задремавшая было старуха дико всхрапнула и проснулась. На экране телевизора продолжали бегать хоккеисты.
– Федя, это ведь Испазита? – как ни в чем не бывало спросила она.
– Да нет же! – рассмеялся я. – Эспозито играет в другой команде.
– А че смеешься… Я же вижу, что Испазита.
– Ну пусть Эспозито.
– Валя, ведь это Испазита?
Почему-то из всех хоккеистов Пелагея Матвеевна помнила лишь одного Эспозито.
– Ах, мама, мне не до хоккея.
– Конечно, Испазита, – убедила себя старуха. – Смеются еще…
– Читай, – сказал я Афиногену и снова отворил дверь в маленькую комнату.
Что-то у девушек вид был совершенно неподходящий для решения задач по физике.
– Ну, как дела с задачей? – спросил я.
– Никак.
– Давайте смотреть. Где она? Так-с… Так-с… А что такое фокальная плоскость? А… Ясно… А это линейчатый спектр?.. Странно… Тогда решетка должна быть.
– Так она и есть! – сказала Ольга.
– А! Ну, так тогда все ясно.
Через минуту задача была решена. Причем я лишь задавал наводящие вопросы, большей частью для самого же себя.
– А! – воскликнула Ольга, – 3адачка-то ерундовая! И с ответом сходится.
Подруги меня явно стеснялись, и я поспешил уйти. В большой комнате уже сидела соседка. На лбу Пелагеи Матвеевны лежало мокрое полотенце.
– Пошли в кабинет, – сказал я Афиногену.
– Идите, идите, – напутствовала нас Валентина.
– Ой, я, наверное, помешала? – заволновалась соседка.
– Нет, нет, – возразила Валентина. – Им там удобнее.
6
Кабинетом я вполне серьезно называл кухоньку, крохотную, два метра на два. Но здесь все-таки можно было уединиться.
– Так что у тебя, Федор Михайлович, с квартирой?
– Ерунда, – отмахнулся я.
– А все-таки?
– Да, понимаешь, мы ведь живем в заводском доме. И в случае, если я съеду отсюда, завод немедленно вселит в квартиру своего очередного.
– Логично, – кивнул Афиноген.
– А Учреждение тоже желает поселить сюда кого-нибудь из своей очереди. Раз мне Учреждение дает, то уж старую квартиру ему за это подавай непременно.
– Так ведь у Учреждения, вроде, никаких прав на нее нет.
– Нет, – согласился я.
– В чем же тогда дело?
– Геннадий Михайлович не может дарить мне четырехкомнатную, да еще заводу двухкомнатную.
– Да что же он дарит заводу? Его же собственное? И при чем тут дарить?
– При всем при том. Непосильно для Учреждения так разбрасываться квартирами.
– Тут мой стариковский ум ничего понять не может. Тебе обещали квартиру?
– Обещали. Резолюция горисполкома даже есть.
– Так в чем же дело?
– Там написано об улучшении жилищных условий писателя Приклонова.
– Ну?
– А если мне дадут новую квартиру, а старую заберет завод, то получится, что я получил новую квартиру, вместо того чтобы улучшить.
– А это что, не одно и то же?
– Как видишь, не одно.
– Ничего не понимаю. Тебе обещали квартиру?
– Обещали. Уже три раза давали… но не до конца. Тут все дело в том, что мне не квартиру положено, а улучшение жилусловий…
– Совсем ты меня, Федор Михайлович, запутал. Ты мне одно скажи, дадут тебе квартиру?
– Нет.
– А что тебе сделают?
– Улучшат жилищные условия.
– А каким образом можно улучшить жилищные условия?
Я обомлел. Смотрел на Афиногена, но не видел его Где-то над затылком возникла точка. Не дышать, задержать ее на мгновение. Сказать: «Так…» Так, так, все так. Все мгновенно связалось, расставилось по местам, превратилось в рассказ. Это у меня часто бывает. Возникает точка, в которой уже заключен рассказ. Только бы не спугнуть его. Все еще смутно, подсознательно, но рассказ-то готов. Готов! А как и почему, объяснить не могу. Да и не хочу. Готов рассказ про квартиру, про то, каким образом можно улучшить жилищные условия. Про везучего человека Артемия Мальцева, его жену, детей. Про друзей их. Я уже знал рассказ до последней точки и… еще не знал его. Но это обычно, нормально. Сейчас нужна была только ручка да бумага. Все получится. Я никогда не спешил писать. Приятно носить в голове рассказ, существующий пока лишь в виде точки. Это как секрет, как тайна. Торопиться нельзя и в то же время уже хочется написать этот рассказ. Так, так, все так. Наверное, я глупо улыбался,
– Тьфу, – сказал Афиноген. – На тебя смотреть, так счастливее человека нет.
– Сейчас нет.
Носились же в голове всякие сюжеты. Многое было начато. У меня всегда в работе полтора десятка рассказов. А вот этот вспыхнул, и все в миг изменилось. И что мне теснота! Что мне тещин храп! У меня ведь есть нечто! Я, может, и запел бы сейчас, да вот только не умел.
– Сколько раз ты уже «вселялся» в новую квартиру?
– Трижды, Афиноген Каранатович. Трижды.
– Тогда тоже причины были?
– Были, были причины. В первый раз оказалось, что нецелесообразно селить всех писателей Фомска в один дом…
– А сколько вас всех?
– Пятнадцать.
– И в тот дом всех поселили?
– Никого не поселили.
– При чем тогда: всех?
– Вот этого, Афиноген Каранатович, не знаю.
Давай, давай, Афиноген. Спрашивай. Что еще нужно. Какое-то слово. Крутится оно возле, а не поймешь. Какое-то одно слово для рассказа нужно.
– А во второй раз?
– А во второй раз выяснилось, что в городе пять тысяч семей живет в подвалах.
– Как это выяснилось? Что, до твоего случая никто этого не знал?
– Знали, наверное.
– Ты представляешь, сколько нужно домов, восьмидесятиквартирных, чтобы всех выселить из подвалов? Шестьдесят с лишним!
– Да там тогда ошибка с ордером произошла.
Ошибка! Ошибка с ордером! Вот ведь что нужно-то было: ошибку, ошибочку милую, маленькую такую, настолько очевидную, что она никому не бросится в глаза. Да я ведь уже столько месяцев про ту ошибку со своим ордером знал, а ошибка для рассказа в голову не приходила! Почему же это так? Не знаю. И никогда не узнаю. Но уж теперь-то все в порядке. Радуйся, Артемий Мальцев! Афиноген своим вопросом создал в моей голове рассказ. Фантастический рассказ о твоей квартире!
– Понимаешь, Афиноген… ха-ха! – Меня просто распирало от смеха. Не удержишься никак.
– Развеселая, я вижу, у тебя жизнь, Федор Михайлович.
– Не жалуюсь… Ха-ха-ха… Фу! Ты прости меня, Афиноген Каранатович. – Я еще раза два хохотнул и все же успокоился. – Там в ордере стояло: пятьдесят семь квадратных метров. А на самом деле в квартире было сорок семь квадратных метров. Кто-то описку сделал. Вот если бы в ордере площадь была записана правильно, мы бы квартиру получили. Ну, а когда разобрались, уже поздно было. Да и не я, конечно, разобрался, а те, которые въехали.
