- Сказки! - выкрикнул кучер.
- О нет, сударь, не сказки. Тем смертником был я.
Роджер встал.
- Я ненадолго вас покину, Эркюль. Не унывайте, я скоро.
Кучер едва не ответил грубостью нежданному доброхоту, но через какое-то время ярость его улеглась. На смену ей пришло острое чувство страха. Легко капризничать, когда кто-то находится рядом. Но вот он остался совершенно один. Сейчас его переедет какой-нибудь экипаж или обнаружат грабители. Кто защитит беспомощного калеку? Париж рядом - лежащему были видны крыши домов, однако свидетели избиения разбежались, а Роджер ушел. Вернется ли он помочь пострадавшему? Или, рассказав несчастному сказочку, решит, что его совесть чиста?
По мере того как рос его страх, росла и его ненависть к Сен-Себастьяну. Эркюль чувствовал, что она буквально разъедает мозг, и находил в этом мрачное удовлетворение. Ненависть дает человеку больше сил, чем отвага,- он сумел перекатиться к обочине, превозмогая страшную боль. Невыносимо пекло солнце; но природа дышала осенью, и порывы прохладного ветерка приносили какое-то облегчение. Он ощущал, как кровь покидает его жилы, но думал лишь об улыбке Сен-Себастьяна и клялся, если свершится чудо, навеки стереть эту улыбку с хищного отвратительного липа.
И чудо свершилось. К нему подкатил сияющий лаком плоскостей экипаж, запряженный четверкой серых в яблоках рысаков. Даже в полубесчувственном состоянии кучер заметил, что кони просто великолепны. Он растерялся, когда распахнулась дверца, он поверить не мог, что это - за ним!
Первым к нему кинулся Роджер.
- Вам не хуже?
- Вроде бы нет,- едва шевеля непослушным языком, ответил Эркюль.Вот... переполз на обочину...
- Надо же, переполз,- удивился человек в туфлях с блестящими пряжками, вышедший из коляски вторым. Он присел возле несчастного, пачкая полы черного шелкового камзола в дорожной грязи.
- Ах, бедняга! Кто это тебя так отделал?
- Сен-Себастьян,- прошептал Эркюль, зачарованно глядя в бездонную глубину темных внимательных глаз.
- Сен-Себастьян! - повторил господин в черном.- Хм... Значит, Сен-Себастьян... Повернувшись к лакею, он произнес:
- Роджер, ты поступил правильно. Доставь этого человека в отель. Там ему окажут первую помощь. Я займусь им позднее. Пусть раны промоют, но осторожно - нельзя чтобы кости сместились. И никаких перевязок. Только промывания и покой.
- Кто это? - спросил Эркюль, когда его переноси в коляску.
Господин в черном услышал и ответил сам, но довольно странно:
- Чаще всего в этом столетии меня называют граф Сен-Жермен.
"Я начинаю бредить",- подумал Эркюль.
Отрывок из письма графини д'Аржаньяк к брату, маркизу де Монталье.
"11 октября 17 43 года.
Третьего дня мы опять посещали музыкальный салон. Сен-Жермен написал несколько пьес для голоса и виолончели. Де Кресси как раз доставили заказанный инструмент, она чудно играла, пела же по настоянию автора наша Мадлен. Пьесы были очаровательны, дорогой брат. Даже такой строгий моралист, как ты, не нашел бы в них ничего предосудительного. Девочка наша сама себя превзошла. Люсьен Кресси выразила желание продолжать эти опыты, а публика принялась просить Сен-Жермена описать еще несколько подобных вещиц. Он ответил, что не смеет лишать свет удовольствия хотя бы еще раз послушать такой прелестный дуэт, разумеется, согласился.
Можешь себе представить, каково нам было знать, что в ту же ночь Люсьен Кресси тяжело заболела. По крайней мере, так утверждает Эшил. должна признаться, я ему не очень-то верю. Он ведь из той же компании, что Сен-Себастьян и Боврэ. По слухам, в ночь на 9-е в особняке де Кресси что-то происходило. Некоторые говорят, что Эшил и его дружки как обычно предавались своим греховным утехам, но мне кажется, дело куда серьезнее. Брат, можешь считать меня дурочкой, но ты не хуже меня знаешь, что за чудовище этот Сен-Себастьян. Поверь: я делаю все возможное, чтобы никто из этих людей не мог коснуться Мадлен даже взглядом.
Завтра вечером мы собираемся в отель "Трансильвания". Не беспокойся, я не позволю Мадлен играть. Там ожидается обычный прием - с танцами, балетом и маленькой оперой, а игорные залы будут закрыты. В свете болтают, что отель "Трансильвания" намерен вступить в соперничество с отелем "Де Виль". Не знаю, возможно ли это, но, во всяком случае, мы прекрасно проведем время. Завтра там соберется весь свет.
Должна поздравить тебя с прекрасной дочкой, Робер. Мадлен просто великолепна. Девочка держится очень изящно, она находчива и умна. Как-то за ужином Сен-Жермен стал развлекать нас рассказами о вампирах. Он пытался нагнать на собравшихся страху, но Мадлен прервала его, заявив, что бояться вампиров - величайшая глупость. Если этим несчастным так у ж нужна чья-либо кровь, надо подсунуть им лошадь или ягненка. Видел бы ты, как изумился граф! Он поцеловал девочке руку и признал свое поражение.
Потом мы выпили по бокалу вина с баронессой де Миз. Подошедший барон, начитавшийся книг об итальянских художниках, принялся задавать нам загадки. Не успел он начать, как Мадлен мигом сообразила, что речь идет о Микеланджело, а точнее - о росписи Сикстинской капеллы. Добрым сестрам, учившим вашу дочурку, будет приятно об этом узнать. Барон восхитился. Он сказал, что столь образованных девушек еще не встречал и что полностью ей очарован. Мадлен - и ты, дорогой брат, не должен ее за это ругать заявила, что ему стоило бы заехать в Прованс. Там жизнь барона превратилась бы в сплошное очарование.
Прими тысячу благодарностей за то, что ты все же решился прислать племянницу к нам. Будь уверен, время, которое она здесь проведет, пройдет не напрасно. Передай мои наилучшие пожелания госпоже маркизе и сообщи, что церковь Мадлен посещает исправно. Не думай, что, восхищенная успехами девочки, я позволяю ей пренебрегать заботами о спасении своей бессмертной души. Она делает это с истинным рвением, и ее духовник сообщил мне, что его радует чистота и невинность Мадлен. Этот достойный человек - наш родственник, известный своей набожностью, и, как я догадываюсь, ты ведешь переписку и с ним.
Засим простимся, дорогой брат. Не сомневайся, письма мои к тебе будут идти непрерывным потоком. Да хранит Господь тебя и госпожу маркизу, и да пребудет душа твоя в мире.
С глубоким уважением и искренней любовью, остаюсь твоей благодарной сестрой,
Клодия де Монталье, графиня д'Аржаньяк.
Р. 5. Я позволила себе приобрести для Мадлен превосходную испанскую кобылу, дабы предоставить ей возможность упражняться в верховой езде. Лошадь отлично выезжена, а Мадлен зарекомендовала себя опытной всадницей. Когда я пишу эти строки, она как раз собирается на конный променад в Буа-Еер".
