Он посмеялся довольный своей хитростью.
— Они будут счастливы, если сумеют сделать хотя бы кусок воздушной ткани.
— Да, ты прав, — сказал я, хотя ничего не понял.
— И еще одно… У нас единственные на острове костяные зубья. Они не смогут изготовить такую тонкую ткань, как наша. Они вернутся.
Он похлопал меня по плечу.
— Идем, мне надо подняться на скалу и посмотреть, как движется работа.
— Я немного пройдусь с тобой, — сказал я. — Есть еще ряд вопросов, которые нам надо решить.
Я рассказал о шуме и грязи, созданных скоплением станков в одном месте, вблизи друг от друга.
— Это скверно, — согласился он. — И для материи, и для людей. — Мы должны раздвинуть их. Возможно, некоторые придется перенести в другое место. Мы должны любой ценой защитить ткань от грязи. Я сам организую это.
— Я уже сказал Лесте, — сообщил я. — Он не возражает. По крайней мере, не больше, чем обычно.
— Хорошо.
Мы запыхались, поднимаясь по склону в верхнюю деревню. Я сказал:
— Еще одна проблема, Пурпурный. Некоторые начали поговаривать о плате за работу. Они боятся, что у тебя не хватит заклинаний, чтобы рассчитаться с ними за их труд. Честно говоря, даже я недоумеваю, Пурпурный, каким образом ты намерен выполнить свои обещания.
— Угу, — согласился Пурпурный. Надо им дать какие-нибудь символы или еще что-то в этом духе.
— Волшебные символы?
Он задумчиво кивнул.
— Да, можно назвать их так.
— И что они будут делать?
— Ну, каждый символ будет обещанием, Лэнт, обещанием будущего заклинания. Каждый может хранить его или обменять, или реализовать попозже, когда у меня будет временя.
Я обдумывал это предложение.
— Так их понадобится очень много, верно?
— Да, я прикидывал, может попросить Белиса Горшечника…
— Нет, подожди! У меня идея получше!
Мой мозг напряженно работал. Мои подмастерья уже хорошо освоили работу по кости. Они наделали комплектов зубьев больше чем достаточно, чтобы удовлетворить потребности всех существующих станков и даже тех, что будут построены в ближайшие пять дней. Мне не нравилось, что они болтаются без дела, а у меня все еще оставалось сто двадцать восемь ребер от скелетов, подобранных по дороге.
Я сказал:
— Почему бы тебе не разрешить нарезать мне их из кости? Кость имеет душу, а глина нет. К тому же моим подмастерьям как раз нечего делать.
Пурпурный неторопливо кивнул:
— Хорошая идея, Лэнт. Мы сможем выдавать по волшебному символу за каждый день работы.
— Нет, не пойдет, — возразил я. — По одному за каждые пять дней работы. Как делает Шуга, от этого его заклинания делаются еще ценнее. Отработал руку дней — заработал заклинание.
Он пожал плечами.
— Хорошо, Лэнт. Начинай вырезать.
Я был в восторге. Он пошел выше на скалу, а я тут же поспешил в верхнюю деревню загонять моих подмастерьев за работу. Мы разрежем каждое ребро на тысячу — если не больше — узеньких долек и закрасим полученные кругляши давленым соком черных ягод. После немногих экспериментов я выяснил, что мы можем использовать те же режущие нити, которые применял при изготовлении зубьев. Нити были натянуты на жесткую раму. Убрав одну сторону рамы мы могли отрезать по несколько долек сразу от конца каждого ребра. Позже мы сообразили, что рамка еще большего размера, с увеличенным числом нитей сможет нарезать за один раз еще больше долек. В самом деле, не было причины, чтобы нить была закреплена именно в жесткой рамке, для такого вида работ. Я сразу же представил, по меньшей мере, шесть способов отрезания костяных ломтиков. Один из самых эффективных состоял в том, чтобы набросить нить на ребро и тянуть ее взад-вперед.
Таким образом кость разрезалась сразу с нескольких сторон.
Пока мы обсуждали этот способ, рядом остановились Вилвил и Орбур. Они направлялись на скалу, и каждый нес связку прочных бамбуковых стволов. Я рассказал им о своем проекте, и они задумчиво закивали.
— Пожалуй, мы сможем построить тебе устройство для срезания еще большего числа ломтиков за один раз. Мы приделаем рукоятки, шкивы и работать на нем будут двое подмастерьев. Думается, с его помощью возможно будет протягивать пятьдесят нитей одновременно.
— Отлично, отлично, — потирал я руки. — И как скоро я его получу?
— Как только нам предоставится возможность его сделать. Сперва мы должны закончить раму летающей машины. Сосна слишком тяжела, мы собираемся вновь попробовать бамбук.
— А это значит, что раму придется строить заново, — вздохнул Орбур.
Они взвалили свой груз на плечи и потащили его наверх.
Было уже далеко за полночь, и я окончательно выбился из сил. Красное солнце близилось к закату. Я устал, все тело немилосердно болело, но в то же время я удовлетворенно улыбался из-за проделанной работы.
Пока я тащился по покрытому черной травой склону к своему дому, то думал об удовольствиях, ожидавших меня там: горячая вода, да, возможно, и кусочек пищи получше, массаж, нежный и согревающий. Можно было позволить женщинам умастить мой мех душистыми маслами, слишком давно я не позволял себе такой роскоши. И, возможно, если я буду в настроении — то займусь тем, ради чего и создаются семьи и разумеется, со второй женой. Первая с каждым днем все грузнее и полнее. Возможно, также тепловое расчесывание, — мечтал я. Я уже ощущал прикосновение гребней. Я ускорил шаг. Дерево моего гнезда гостеприимно замаячило впереди.
Жен своих я застал посреди жуткой ссоры. Первая жена — старшая, сидела в слезах, вторая жена свирепо глядела на первую.
— Ума у тебя! — заорал я на нее. — Ты не должна нервировать мою первую жену — она родила мне двоих сыновей, а ты пока не родила никого!
Женщина озлобленно сверкала глазами.
— Иди подай мне кнут, — приказал я.
Вторая жена ответила:
— Ты можешь исхлестать меня, мой хозяин, но ты не можешь изменить того, что есть. Что есть — то есть.
За такое неуважение она должна поплатиться. Мужчине, который не может управляться с женой, лучше вообще не делать такого шага, как женитьба. Я шагнул к своей первой жене, обняв руками ее раздавшуюся фигуру.
— В чем дело, моя первая жена?
Она произнесла сквозь слезы:
— Эта… эта женщина… она…
Моя вторая жена надменно перебила ее:
— Я тебе больше не «эта женщина», я — Катэ!
— Катэ? Что такое Катэ?
— Катэ — это мое имя. У меня теперь есть имя. Мне его дал Пурпурный.
— Что?! Ты осмелилась заиметь имя? Ни у одной женщины нет имени!
