Ариэль внезапно затошнило, она почувствовала себя чужой в собственной коже.
– Мы были детьми, – поморщилась девушка, – вы торговали детьми?
– Мы создавали партиалов, которых люди могли бы любить. Сильных, здоровых детей, которых можно было усыновить и воспитывать как обычных младенцев. Мы удовлетворяли рыночный спрос – так мы убеждали начальство оплачивать наши исследования, – а сами в то же время способствовали ассимиляции партиалов – и самой мысли о партиалах – в человеческом обществе. Создаваемые нами дети были связующим звеном, способным превратить партиалов из противных природе чудовищ в обычную часть повседневной жизни. Они были настолько людьми, насколько мы только могли их сделать: они ушились и росли, взрослели, даже могли иметь потомство. – Нандита показала на Изольду. – Но сверх того, у них были все преимущества партиалов: сильное тело и кости, более эффективные мышцы и внутренние органы, обостренные чувства и повышенный интеллект.
– И смертный приговор через двадцать лет, – мрачно добавила Зочи.
– Нет, – махнула рукой Нандита, – никакого срока действия. Все в новых моделях было направлено на улучшение человеческой жизни – никаких ограничений, никакой подстраховки в виде Предохранителя.
– Вы не просто создавали детей, – процедила Ариэль. – Вы заново пересоздавали человеческую природу.
Нандита ничего не ответила.
– Это неправда! – воскликнула Изольда, все повышая голос. – Все, что ты сказала, – неправда! Ты выжившая из ума старуха! Лгунья!
Ариэль взглянула на сестру, ненависть к Нандите постепенно уступала в ней место ужасу, разрывавшему Изольду. Если они – партиалки, значит, они – чудовища. Они разрушили мир – может, и не лично, но косвенно-то точно. Другие люди – все, с кем они выросли, будут считать их замешанными в этом. Вот уже и сенатор Кесслер осторожно смещалась вперед, вставая между Зочи и уродцами, когда-то бывшими ее подругами. Чего сенатор от них ожидала? Что, узнав о себе такую новость, они внезапно бросятся убивать людей? Кем же будет считать ее весь остальной остров: предательницей? «Спящим» агентом? Игрушкой или чудовищем? Ей хотя бы некого было предавать – у нее не было друзей, за долгие годы одинокой жизни она изолировалась от общества. А у Изольды было все: друзья, семья, работа – и не где-нибудь, а в Сенате, в сердце человеческого правительства. Ее станут считать шпионкой? Что они сделают со шпионкой партиалов, беременной или нет?
А как поступят партиалы, если узнают? Или те уже знают? Может ли она пойти к ним за помощью или помочь прекратить оккупацию? Может быть, если они услышат предложение от кого-то из своих…
От кого-то из своих… От партиала. Разум Ариэли восставал против этого; почувствовав, что ее тошнит, она выбежала на кухню, и ее вырвало прямо в раковину. Все, что она когда-либо думала о Нандите, было правдой. Даже хуже.
Никто не пошел за ней, не предложил помощь.
– А что с ребенком Изольды? – спросила Зочи. Ее голос звучал неуверенно. – Это… кто он? Человек или партиал?
– Я – не партиалка! – пронзительно крикнула Изольда.
Ариэль умылась и прополоскала рот, глядя в темноту за окном.
– Думаю, и то, и другое, – ответила Нандита. – Партиало-человеческий гибрид. Мы предполагали, что такое может случиться, но… Мне нужно провести дополнительные изыскания, чтобы точно понять, что это значит.
Ариэль вернулась в комнату, чувствуя себя совершенно иначе, чем раньше. Обособленной еще больше, чем когда-либо до этого.
– Итак, ты долгие годы занималась попытками запустить лекарство, – напомнила Мэдисон. – А потом… ушла, чтобы активировать его где-то в другом месте? Без девчонок?
– Я же сказала: я нашла лабораторию. С электричеством, полностью автономную. И хотела вернуться за девочками, но политический климат резко похолодал…
Кесслер зарычала:
– Мы не дураки – если бы вы хоть намекнули нам, что заняты разработкой лекарства…
– Вы бы только мешали мне работать, как мешали Кире, – огрызнулась Нандита. – А если бы я открылась вам, как сегодня, бросили бы меня в тюрьму или убили на месте.
– Так кончай говорить об этом и делай! – воскликнула Изольда. – Ты же вернулась, потому что нашла лекарство, так? Ты запустишь его, и мы спасем весь мир, – она снова прикоснулась к животу. Ариэль вспыхнула недолгой надеждой, но Нандита покачала головой.
– Что? – вскрикнула Зочи. – Ты не нашла его?
– Разумеется, нашла, – фыркнула Нандита. – Я одиннадцать лет вела наблюдения за девочками, я работала над исходным проектом, и у меня была прекрасная лаборатория. Я знала, что триггер существует, и нашла нужную химическую смесь, чтобы запустить его, – она извлекла из мешочка на шее маленький стеклянный флакончик, блеснувший искоркой света. – Но это не лекарство. Кто-то уже активировал его, в каждом партиале-носителе. – Она повернулась к Мэдисон. – Кира обнаружила это, пока меня не было, и так спасла твоего ребенка.
– Но что же ты нашла? – спросила Изольда. – Что запускает этот пузырек?
– У меня есть подозрение, – призналась Нандита. – Но не очень хорошее.
– Кажется, оторвались, – прошептала Кира, задыхаясь от напряжения. Они бежали сквозь развалины уже почти час; за ними, как казалось, гнался весь Заповедник. Девушка так устала, что едва передвигала ноги, и предложила укрыться в бывшем банке. – Не уверена, что смогу сделать хоть шаг. Теперь я понимаю, как ты чувствовал себя в шпиле.
– И как чувствую до сих пор, – пробормотал Сэмм, привалившись к стене и медленно сползая на пол, размазывая кровь из раны на руке. – Не знаю, что за снотворное он там использует, но это просто жуть какая-то! Заштопаешь меня?
Кира еще с минуту постояла у окна, высматривая на улице преследователей, потом, не прекращая нервничать, подошла к Сэмму и вытащила остатки аптечки – не полной, та осталась в комнате Калике, но самые необходимые препараты, всегда «ездившие» в ее рюкзаке вместе с другими вещами, которые она не хотела выпускать из виду: пистолетом, теперь оставшимся без патронов, стопкой подмоченных документов из сокровищницы Афы, ручкой переносного компьютера, сгинувшей в тайной лаборатории Вейла. Она протерла рану на руке Сэмма: кровавый желобок в том месте, где пуля доктора откусила кусок его бицепса, и дала ему проглотить горстку антибиотиков.
– Возможно, тебе это и не нужно, – сказала она, – судя по тому, что я знаю про твою иммунную систему, но прими на всякий случай. Чтобы облегчить мою совесть.
– Это не твоя вина.
– Он целил в меня, – возразила Кира. – Он из-за меня завелся.
– А я нарочно подставился, – рассказал Сэмм. – Говорю тебе: Вейл на Связи – я знал, что старик собирается выстрелить, еще до того, как он нажал крючок.
