– Я испытываю двойственные чувства, – после долгой паузы произнес капитан. – Мы открыли шкатулку Пандоры, нашли там целый мир – но к добру ли этот дар? Не успели мы толком ступить на новую землю, а уже хороним в ней своих мертвецов, и ладно бы, – возвысил голос Нергер, – эту дань взяли с нас одни ящеры, но нет! Если три корабля не смогли мирно ужиться в бухте, где хватило бы места сотне, что будет, когда по нашим следам двинутся эскадры дредноутов?!
«Эскадры… дредноутов…» – эхом отозвалось в голове лейтенанта Шнивинда. Стены кают-компании вдруг сдвинулись, зажимая лейтенанта цур зее в тесную коробочку… пропали китайские гравюры, шелковая роспись, череп «сороки» – и осталась только некрашеная броня дальномерного поста, далеко внизу – палуба огромного корабля, низкие серые тучи и серое море, а на горизонте, приближенный цейсовской оптикой, вытянулся дымной колонной строй таких же угловато-приземистых силуэтов. Вот чудовищные орудия внизу жарко дыхнули кордитом, черточки снарядов просверлили воздух – и там, вдали, на краю неба и воды, вспух чудовищный гриб. Скорчившийся рядом с Отто матрос радостно заорал «Хох!» и тут же осекся, увидев, как горизонт – весь, сколько хватало глаз, – затягивает багровой зарницей ответного залпа. Залпа, который – отчего-то Шнивинд знал это совершенно точно – им не суждено пережить.
Это длилось пару секунд, не больше, затем видение пропало, и он снова оказался в кают-компании «Ильтиса».
– Старый Свет, – голос Форбека звучал спокойно и гладко, словно майор читал давно составленную и выверенную по слогам лекцию с университетской кафедры, – давно уже беременный войной. Колониальный пирог поделен, однако многие опоздали к разделу и не успели урвать себе лучшие куски, а кому-то и вовсе достались крохи с чужой тарелки. За примером далеко ходить не надо, достаточно взглянуть на Китай, в который ринулись все, кто только мог, пихаясь и оттаптывая друг другу ноги. Но теперь весь этот скопившийся в котле пар будет выпущен в сторону Нового Света – как и четыре века назад, когда испанцы спустили на открытые Колумбом земли свору оголодавших после окончания реконкисты идальго.
– Послушать вас, – хмыкнул Отто, – так случившийся катаклизм прямо-таки манна небесная.
– А почему бы и нет? – парировал майор. – Один катаклизм нам недавно весьма помог, припоминаете? Мы даже отдаленно не представляем, кто и с какой целью распахнул двери в прошлые эпохи… если это вообще «кто-то», а не слепая игра природных сил.
– Скорее все же «кто-то». – Вновь склонившись над картой, Нергер провел пальцем вдоль жирной черты, разрубившей океан пополам. – Мне довелось перед отплытием беседовать с герром Обрутшеффым. То, как были состыкованы два мира, и впрямь больше напоминает работу опытного хирурга.
– А что герр Обрутшефф может знать о природе этих сил? – возразил Форбек. – Он ведь геолог, а здесь нужен скорее физик… хотя сомневаюсь, что кто-то из нынешних физиков пытался постичь сущность времени. Теперь-то, разумеется, они этим займутся – и кто знает, что из этого выйдет. Быть может, уже через десять-пятнадцать лет управлять своим возрастом будет не сложнее, чем нам сейчас завести карманные часы.
– Если только этих физиков не отправят на край света стрелять друг в друга.
– Опять вы за свое, – вздохнул Форбек, – Конечно, процесс освоения не будет исключительно мирным, такова уж человеческая природа, однако и больших войн ждать не стоит. Или, говоря на языке африканской саванны, – майор постучал по краю шлема, – гиены не пытаются отнять добычу льва, если видят рядом бесхозную слоновью тушу.
– Если бы речь шла о хищниках, – мрачно произнес Нергер, – я бы с вами согласился. Однако человек устроен так, что глаза у него больше желудка. За примером, – капитан мастерски воспроизвел насморочную гнусавость Форбека, – далеко ходить не надо. Достаточно взглянуть на тот же Китай, куда британцы и русские ломятся в первых рядах, а им на пятки наступают американцы, едва начавшие осваивать свой Дикий Запад.
– Это говорит лишь о том, что человек иной раз глупее животных, – уверенно заявил майор. – Природу не обманешь, господа, и огромные империи обречены точно так же, как динозавры, с которыми нам довелось повстречаться. Пал Рим, закатилась Испанская звезда… а упомянутые вами британцы и русские тоже идут по этой кривой дорожке – достаточно вспомнить отделение Штатов и продажу Аляски. Если они попытаются откусить кусок за Гранью, он встанет им поперек горла. Эти земли не купишь у дикарей за пригоршню бус. Нет, я верю, их ждет иная судьба, чем стать очередной жемчужиной в британской короне. Собственно, – Форбек выразительно махнул бутылкой, – как раз по этому поводу я и заглянул к вам с этим превосходным рейнским вином, которое берег для особого случая. Отто, можно попросить вас позвать вестового?
– Вестовой кают-компании сейчас отсыпается после вахты, – произнес лейтенант цур зее, открывая шкафчик с бокалами. – Но, полагаю, мы сумеем обойтись наличными силами. Однако, Пауль, что же за случай приключился с вами? Не считая простуды, разумеется.
– О, не волнуйтесь, – заверил его майор, передавая вино капитану, – случай более чем подходящий.
Шнивинд покосился на капитана, однако Нергер лишь приподнял бровь, давая понять, что и сам удивлен очередным сюрпризом Форбека.
– Пауль?
– Сначала вино.
Пауль фон Леттов-Форбек дождался, пока лейтенант цур зее наполнит бокалы, встал, прокашлялся и торжественно провозгласил:
– Итак, я придумал… замечательный тост. За ту, что непременно возникнет на открытых нами берегах. За Новую Германию!
Наверху отзвенел последний удар колокола – восемь склянок, или, по-сухопутному, полночь, и теперь из-за приоткрытого иллюминатора вновь доносились скрип снастей да шипение волн под форштевнем. Большая часть экипажа и «гостей» спала вповалку, досуха выжатая от остатков сил трехсуточной бурей Разлома, однако геолог все никак не мог толком уснуть. Максимум, что удавалось Обручеву, – забыться в нервном, тревожном полусне, из которого его выбивал почти любой звук.
Вот и сейчас он едва начал задремывать вновь, как в дверь каюты постучали.
– Войдите! – крикнул ученый, заранее досадуя на столь несвоевременно явившегося посетителя.
Впрочем, досада его почти сразу же затенилась недоумением. Ночным гостем оказался английский матрос, один из горстки уцелевших на броненосце после катаклизма.
– Что вам угодно, мистер… – Обручев замялся, пытаясь припомнить фамилию британца. – Перкинс, если не ошибаюсь.
– Ошибаетесь, – спокойно произнес моряк, опускаясь на койку напротив. – Но вашей вины в этом нет. На этом корабле меня и в самом деле знают как Сэма Перкинса. Однако моя настоящая фамилия – Харлоу. Я имел звание капитан-лейтенанта Королевского флота и был первым помощником капитана на корабле Его Величества «Бенбоу».
