Джудит Тарр - Солнечные стрелы

Да, сказала Саревадин, он все еще сердится. В его памяти все еще живы события давних лет. Не много бы я дала за жизнь того, кто попробует его разбудить.

Разве такое возможно? Эсториан вовсе не собирался об этом спрашивать. Вопрос сам собой слетел с его языка. Он чувствовал в мозгу ясность и легкость, словно хлебнул терпкого bhm`, выдержанного в подвалах Янона. Саревадин тут же не преминула его уязвить.

Конечно, дитятко. Он тотчас превратит тебя в пепел, но разбудить его довольно легки. Отдай команду, и чары рухнут. Эсториан прикусил язык.

А когда... хм... когда он... умиротворится?

Через век или два, усмехнулась Саревадин. Маги сильно разозлили его, прежде чем доставить сюда. Сомневаюсь, что сейчас в нем есть что-то еще, кроме гнева. Красный принц надеялся, что сон успокоит его, позабыв, с кем имеет дело. Но он проснется, чтобы довершить начатое и исполнить волю по славшего его бога.

Вряд ли. Корусан отошел от спящего, пошатываясь на негнущихся ногах. Кое-кто докажет ему, да и всем остальным, что бог, о котором они столько болтают, всего лишь вздор, ложь, дурная мечта.

Ты хочешь доказать это здесь? Эсториан в изумлении вскинул бровь.

Здесь или где угодно. Корусан подрагивал от возбуждения. Свет истины ярко сияет в любом месте.

Значит ли это, медленно спросила Саревадин, что ты и есть тот асанианский пророк, который поклялся разрушить Солнечную империю?

Он знает, мотнул Корусан головой. Мы говорили об этом.

Значит, ты и есть тот самый молодой львенок?

Это так, подтвердил Эсториан. Они уже не обращали на него внимания. Они стояли лицом к лицу у ложа спящего Солнцерожденного, заносчиво поглядывая друг на друга. Эсториан вздрогнул. Память, уходящая в глубь прошлого, подсказала ему, что нечто подобное уже происходило, правда, Саревадин тогда выглядела моложе и была беременна дедом его отца.

Нет, ты не Хирел, сказала она, но такой же львенок, как он. И так же неистов в любви и в сражении. Но твой Солнечный лорд никогда не будет твоим всецело. Мы исчерпали эту тему, ты и я, когда ты жил в другом теле. Мы дали ход новым вещам. Мы построили...

Дом на песке, закончил Корусан, насмешливо щурясь. И этот песок течет, как вода. Как ты думаешь, зачем он меня сюда притащил? По собственной глупости? Или потому, что сам ищет смерти? Эсториан не слышал решимости в этих словах и ненависти, кипящей под ними. Он помнил только любовь, осветившую бездну отчаяния в его душе, и облегчение, которое ему принесло возвращение солнечной силы. Он чувствовал, как эта бурная сила выравнивается в нем под влиянием более мощного магического поля, исходящего частью от спящего, частью от каждой грани гигантского магического кристалла, в котором они находились. Здесь было все, чего так недоставало ему долгие годы, и более того, здесь воссоединялись, казалось бы, невоссоединимые вещи. Он исцелялся, он начинал понимать, что может обрести прохладу в огне, покой в ярости и тьму в самых ослепительных выбросах света. Он становился единым целым, таким, каким ему надлежало быть от рождения. Он успокаивался, он хотел припасть к подножию усыпальницы Солнцерожденного, чтобы довершить исцеление, но на пути его стоял Корусан. Саревадин, то старчески дряхлая, то невообразимо молодая, смеялась в лицо скрежещущего зубами мальчишки.

Спроси себя, львенок! Ты ведь не полный дурак. Разве ты хочешь погибнуть от руки своего возлюбленного?

Вместе, сказал Корусан. Мы умрем вместе.

Корусан, улыбнулся Эсториан, опьяненный сознанием собственного могущества. Кору-Асан. К чему эти разговоры о смерти? Ты будешь жить столько, сколько проживу я.

И умру, когда ты умрешь. Корусан обнажил мечи. Они ярко вспыхнули в магическом свете, но не ярче, чем его расширившиеся глаза.

Я уже умираю, милорд. Огонь и холод гложут меня. Точат суставы, рвут плоть и разгрызают кости.

Ты бредишь, сказал Эсториан. Ему вдруг стало тяжело двигаться. Он чувствовал себя мухой, погруженной в вязкий сироп. И все же мальчишку qkednb`kn поскорее успокоить. Давай прекратим это. Ты ведь еще никогда не ощущал себя полностью здоровым. Ты скоро поймешь, как это великолепно.

Нет. Я умираю. Он сунул малый меч в ножны и высоко закатал правый рукав боевой рубахи. Тонкая худая рука его до плеча была покрыта синими пятнами, локтевой сустав безобразно опух. Эсториан медленно, словно раздвигая массы песка, положил ладонь на запястье больного ребенка. Щемящая жалость охватила его сердце. Столько боли, столько разрушенных тканей, оздоровленных, залеченных и вновь пораженных. Корусан улыбался светло и горько. Кровь в нем расслаивалась, кости крошились.

Нет, выдохнул Эсториан.

Да, сказал Корусан. Он зачехлил длинный меч и протянул к нему руки. Иди ко мне. Сейчас некогда плакать. Глаза Эсториана вспыхнули и увлажнились. Это не слезы. Слезы не могут так обжигать. С огромным трудом он шагнул навстречу мальчишке и пошатнулся от резкого толчка в грудь. Железные руки оттолкнули его. Саревадин прыгнула на Корусана, изрыгая проклятия на каком-то неслыханном языке. Мальчишка сильно ударился об угол усыпальницы лорда Мирейна; он задыхался, с хрипом хватая губами воздух, но уклонился от нового удара, демонстрируя выучку настоящего воина. Блеснула сталь. Нож. Его сжимала худая, покрытая синими пятнами рука, обнаженная до плеча.

Нет, беззвучно произнес Эсториан. Он ведь мог предугадать эту хитрость. Эту подлость, на которую идут трусы и заговорщики. Сладкое слово, дружеский поцелуй и железо, входящее в спину. Таков запад, такой Асаниан... но не Корусан. Нет, не Корусан, не его золотоглазый, словно выточенный из цельного куска слоновой кости принц, лучший в мире боец и танцовщик с мечами. Сколько раз он засыпал в этих объятиях, сколько раз, обнаженный, кружился в опасной близости от смертоносных клинков! Они боролись, как два пьянчуги в таверне, ругаясь и тяжело дыша, пиная друг друга ногами, похожие, как близнецы, в одинаковых черных рубахах и кожаных дорожных штанах, но больше, чем рост и одежда, их роднили коварство и ярость. Они скалили зубы, способные разгрызать железо, но Саревадин не была во оружена. Эсториан почувствовал, что вновь обретает способность двигаться. Он кинулся к драчунам. Тогда они с молчаливой яростью накинулись на того, кто осмелился им помешать. Но Эсториан не зря облазил все кабачки Эндроса до того, как стать владыкой обеих империй, он знал, как следует действовать в таких потасовках, и в два счета раскидал осатаневших бойцов в стороны, особо приглядывая за тем, кто вооружен. Корусан, казалось, не узнавал своего господина, хотя шарил по его лицу блуждающим взглядом. Дыхание мальчика было хриплым и резким, похожим на храп. Он кашлял, из кривящихся губ вылетали кровавые брызги. Эсториан ощутил у себя во рту горечь. Потом дурачок ударил. Резко, сплеча. Эсториан не успел отстраниться. Горячая боль затопила левую руку. Второй удар был направлен в сердце, но цели своей не достиг. Эсториан отскочил и встал в боевую стойку.