Он способен на это, почти беззвучно шепнула Саревадин. У него были хорошие учителя. Она опять одряхлела и безучастно поглядывала вокруг с явным выражением скуки на темном морщинистом лице. Казалось, ей смертельно все надоело и она ожидала только одного скорейшего окончания спектакля, чтобы наконец отправиться на заслуженный отдых. Эсториан не собирался отдыхать. Чего-чего, а именно этого он себе позволить не мог. Он обогнул грань постамента, потом подобрался, как кошка, и прыгнул. Корусан повернулся. Эсториан всем весом обрушился на него. Какое-то мгновение они качались над телом спящего. Боковым зрением Эсториан видел, как вздыбился мех шкуры, на которой лежал король, как зашевелились колечки его бороды. Он понял, что может сейчас произойти, он не желал превратиться в обугленные останки. Отчаянно извернувшись, он дернул мальчишку в сторону, и они покатились по полу, который на поверку оказался тверже алмаза. В нем мягко пульсировал разгорающийся свет. Эсториан сильно ушиб локоть. Корусан лежал недвижно. Оглушенный? Мертвый? Эсториан подполз к мальчику. Он волновался, руки его тряслись, ему еле удалось унять дрожь. Пауза. Потом дрожь возникла опять. Он уже не обращал на нее внимания, вглядываясь в прекрасное ненаглядное лицо. Правда, сейчас его трудно было назвать прекрасным. Огромное синее пятно наползало на скулу оленейца, подбираясь к надбровью, застывшие золотые глаза закатились под лоб.
Корусан, позвал Эсториан, обмирая от страха. Желтоглазый, очнись, это я. Никакого ответа.
Это я, вновь сказал Эсториан. Очнись. Я вылечу тебя. Только очнись, Золотые ресницы дрогнули.
Ты не сможешь, вяло сказал Корусан. Он пошевелился, и его боль вошла в кости Эсториана. Оставь меня. Дай мне умереть. Слезы ослепили Эсториана. Так лучше, подумал он, он не хотел ничего видеть, он не хотел понимать правды, он не хотел знать, отчего так ноет его сердце.
Если ты не дашь мне умереть, Корусан тяжело задвигался и сел, я разбужу его. Эсториан мотал головой. Она у него болела, ох как болела. Он был весь разбит душа, сила, сердце, все.
Разбуди сначала себя. Ты спишь, малыш. Проснись и дай мне с тобой разобраться.
Позволишь ли ты мне убить себя?
Разве тебе будет от этого хорошо?
Нет, сказал Корусан. Он затрясся, оглядываясь по сторонам, потом встал на колени, вытащил мечи. Один из них вспыхнул, вздымаясь. Эсториан не глядя перехватил руку мальчишки, вывернул кисть. Длинный основной меч зазвенел, падая на пол.
Иди ко мне, желтоглазый. Корусан ударил с левой руки. Эсториан не мог в это поверить. Даже поймав глазом хищный блеск надвигающегося клинка. Даже чувствуя свежую рану в предплечье. Даже зная, насколько мальчишка возбужден. Он не мог поверить, что тот всерьез хочет убить его. В сердце. Точно. Без упреждающего замаха, без колебаний. И, что самое ужасное, без сожаления. Безоружный, недвижный, Эсториан заглянул в лицо своей смерти. И ощутил себя трусом. И дернулся в сторону. Меч просвистел возле его уха, ударился в пол. Корусан по инерции качнулся вперед. Руки Эсториана поймали хрупкое горло.
Ну же, потребовал оленеец. Давай, чего ты ждешь? Малый асанианский меч свистнул еще раз и застрял в плотной коже доспехов. Эсториан большим пальцем правой руки надавил на нежный кадык.
Не надо, выдохнул он. Не заставляй меня делать все это. Глаза Корусана подернулись пленкой. Он улыбался. Меч выпал из безжизненно повисшей руки. Упал, покатился по полу. Эсториан чуть ослабил нажим. Улыбка Корусана сделалась шире, но в ней не было жизни. Только радость освобождения, только предвкушение возможности нанести новый удар. Ненавижу тебя. Люблю. Ненавижу... Тайный кинжал, спрятанный в рукаве оленейца, обрел свободу. Вспыхнул над грудью черного короля и опустился. И скользнул вдоль ребра, рассекая мышцы. Бок стал липким. Если клинок мальчишки отравлен, то... Он всхлипнул. Не от рыданий. Он просто хотел поглубже вздохнуть. Щеки его увлажнились. Это испарина, думал он. И шептал, глядя в золотые глаза:
Остановись, дурачок. Заклинаю, остановись. Корусан ударил еще раз. В голову. Узкое лезвие вошло в щеку. Эсториан не ощутил боли. Умри со мной. Так я люблю тебя. И так хочу. Умри. Пальцы словно окаменели. Видит бог, он не мог раздавить это горло, он не мог причинить мальчику вреда. Корусан торжествовал. Рука с ножом переместилась ниже. Эсториан почувствовал, что сейчас это произойдет. Кончик ножа ковырял доспехи, отыскивая щель между пластинами. Сейчас острый клинок пронижет плоть, зазубренный коготок тронет сердце и дернется, подцепив его, словно рыбу, на крюк. Сейчас. Настолько сильна любовь дурачка, настолько яростна его ненависть.
Нет, прошептал Эсториан. Они лежали, сомкнув объятия, как часто делали во время любовных битв. Корусан напрягался. Нож, вожделея, раздвинул складки тисненой кожи, они оросились чем-то липким и вязким, сейчас... Тело Эсториана сделало выбор. Оно сжалось, пытаясь изгнать иглу из груди. Боль не имела значения. Большие пальцы каменных рук чуть шевельнулись. И сломали мальчику шею. И вновь затихли в удовлетворенном спокойствии камня.
ГЛАВА 50
Вэньи осталась в пещере одна. Ей вдруг жутко захотелось пить. Несоразмерность этого ничтожного желания с грандиозностью происходящего была настолько абсурдной, что она, закашлявшись, рассмеялась. Кашель больно обжег пересохшее горло. Врата, в которых исчез Эсториан, закрылись. Огонь Сердца Мира выглядел обычным костром, казалось, в нем даже можно рассмотреть питающие его поленья. Экраны миров успокоились и мерцали в обычном цикле, неторопливо текли, сменяя друг друга. Она чувствовала, что может легко пройти сквозь их завесы и даже двинулась к ним. Соблазн был велик. Забыть о своих головных болях, заботах, гоноре, жречестве, отринуть все и стать никем и ничем в пространстве, свободном от человеческих существ. Ей следовало бы сейчас изнемогать от истощения, ибо выращивание новых Врат и путешествие по колдовской дороге должны были забрать у нее все силы. В любой другой точке мироздания все так бы и произошло. Но в этом месте, вобравшем в себя энергию всех миров, она абсолютно не чувствовала усталости. Ankee того, Вэньи знала, что сможет бесконечно долго выполнять любую работу, какой бы тяжелой она ни была, находясь возле огня, пылающего сейчас мирно и ровно. Путь в Замок был закрыт, но не замкнут. Может быть, оленеец помешал Эсториану поставить магический заслон на Вратах, а может, сам Эсториан решил не запирать их, рассчитывая на то, что Вэньи очнется и поспешит вслед за ним. Глупец. Там, где может пройти она, могут проскользнуть и другие. Почему она вдруг подумала о других? Пока они ничем не выдавали своего присутствия. Она призвала к себе силу и чуть не упала, переполненная притоком бурной энергии. Честный огонь, он щедро возвращал ей то, что отобрал какое-то время назад. Она постаралась успокоить дрожь, охватившую все ее тело, утешаясь тем, что даже более опытный маг на ее месте был бы не менее удивлен. Ей удалось чуть приоткрыть Врата и просочиться в них краешком силы. И тут она ощутила в душе нарастающую тревогу. Наблюдатели. Нет, не волки с волшебной дороги эти звери были двуногими, сильными, хищными, искушенными в магии. Они жаждали... нет, не ее крови... они жаждали большего. Они двигались быстро, но все-таки не с такой скоростью, чтобы опередить Вэньи. Оградив себя мощным магическим валом, она принялась изучать пляшущие вокруг нее существа. Она чувствовала их злобность, их застарелую обиду, их уверенность в скором своем торжестве. Император взял с собой оленейца в Замок. Это большая удача. Руками мальчишки они уничтожат черного короля и подберутся к спящему. Пусть Мирейн спит, они не станут будить его. Они просто воспользуются его мощью, чтобы унизить Керуварион и завладеть Золотым троном.