Орёл про внука забыл, сыночка разглядывает.
— Вот! — говорит. — Есть ещё бутон. Переношенный. Ждите. Может, ещё кто родится.
Полыба с Верным толкаются — бутон разглядывают, спорят, чей внук. А я в уголочке со своими уединился и посмеиваюсь: мой-то сынок тоже бутон утаил, так что поживёт ещё лиан мой мохнатый! А Полыбе с Верным не скажем — пусть дерутся вокруг Орлиной лианы. Я-то знаю, чей у нас внук — Полыбу я терпеть не могу, значит, Верный. Пусть пока покипятится, ещё успеет нарадоваться.
Жаль Липова сынка. Он всех сразу родил. Наверное, всё: отплодоносил и умер. Как агава.
* * *
Перевезли горшки на планету. Маленькие Верный и Полыба сидят на дедах. А сыночков, бедных, хороним. Сидим ночь у костра, как положено. Горшки вечером закопали. Вспоминаем. А наутро из горшков лианы киви полезли. Лианы, как лианы, только не ласкаются. Растут — и всё. Вот оно! Это — детишки киви, ведь лиана теперь в наш генотип встроилась.
Всученый улетать не хочет — ждёт урожая. Верный разрешил небольшую задержку для наблюдения за лианами. Ага! Мой и Орлов — мужчины, и Липин — женщина. Всё нормально. Планету им приготовили. Растите, внучк;!
Улетаем. В корабле сумасшедший дом. По трое на велосипедах по всем отсекам носятся внучки. Ой, Липа!
Опус № 5
О том, как я обнаружил, что мы — изгои, и с горя развлекался напропалую на планете предков
Сегодня Орёл на летучке весомо сообщил:
— Подходим к последней звезде запрещённого сектора. Планета, похоже, населена. Прошу особой осторожности.
И эти все задумчиво так кивают. Мы с Всученым переглянулись. Населена! Значит, у нас снова есть работа. Какая тут осторожность? Вперёд!
Ну, добрались до планеты. Это же надо! Прямо как у нас — и звери, и растения все знакомые. Но аборигены!
Вечером докладываю в кают-компании:
— У аборигенов всего три пола.
— Как три? — спрашивает Верный.
— Так. У них всего два щупальца.
Тут Орёл совсем посинел.
— Доигрался я с границей, — говорит, — влезли всё-таки на материнскую планету. Предков обнаружили, Бету.
— Да каких предков? — спрашиваю. — У них сразу трое рождаются, а не один, как у нас.
— У нас? — ехидно улыбается Верный. — У нас тоже трое, преобразующиеся в девятку: гляди, вон, под сиденьем прячутся.
— Что прячутся, знаю — они мне всё щупальце оттоптали, но нужно же им квалификацию получать?
— Погоди, Подарёный, — озабоченно влезает Всученый. — Так что там про предков?
Верный трясёт бородой на капитана, Липа синеет и волнуется.
— Ну, ладно, — отвечает на их безмолвные призывы Орёл. — Расскажу. Это, знаете ли, секретная информация командного состава, вам её знать не положено, но мы уже столько запретов нарушили… что одним больше, одним меньше — наказание мне одно. У наших предков было только три пола. Они рождали сразу троих, часто неоднократно, так что заполонили свою планету и стали сильно тормозиться в развитии. Тогда самые интеллектуальные тройки соединились и покинули материнскую планету. Они обосновались на Окте и стали разрабатывать новую особь: так, чтобы развитие ускорилось, интеллект возрос, а численность — нет. Они заблокировали ген многополюсного деления в наших половых клетках, и в яйце остаётся только набор генов вынашивающего яйцо родителя, а остальные гены уничтожаются.
— Постой! — возбудился я. — Значит, у Мяфы разблокировался ген мультиполярного деления? И он родил троих: Липубядурубика; Орлаполыбувсученого и Подарёноговерногомяфу?
— Тут хуже, — вступил Верный. — Липа растраивался, вот и ухитрился сохранить трижды три генома, и родить нам этих безалаберных, на каждого по штуке.
— Я не штука! — завопил Орлёнок и ущипнул Верного за обширный зад, свисающий со скамейки. Верненький выскочил из-под сиденья, защищая честь прародителя, и клубок снова укатился под меня, шипя и дерясь. Все растрогались.
— Важно другое, — прервал идиллию Орёл, — чтобы не разрушить систему ценностей Окты, сектор, где находится материнская планета, запрещён. Населению Окты не следует знать о возможности деблокады гена — иначе начнутся психические срывы и появится мечта о множественном тиражировании.
— А чего это нас сюда запустили? — удивился Всученный.
— Вот это — не твоей должности дело, — веско ответствовал Орёл и удалился.
Посиделки расползлись. У всех появились дела, даже клубок потомков куда-то делся. Остались мы с Мяфой, как во времена вынужденного простоя. Мяфа поблёскивал глазами, угнеждаясь поудобнее.
— Ну, хитрый, давай продолжение! Наверняка уже всё вынюхал, — потребовал я.
— Ты, Подарёный, уже почти Спец. Да и потомством, благодаря глупости Липы, обзавёлся. А вводить в курс дела у нас положено отцу. Так что, тебе должен рассказывать либо дед, либо…я. Всё, что знаю, расскажу.
— Вот тянет резину! Неужели не можешь без патетических вступлений? Я уже привык к сиротству, оно меня не печалит уж так-то. Не бойся.
— Ты знаешь состав экипажа корабля твоего отца, Подарёный?
— Ну откуда? Он же погиб на планете, один! Так что других имён в посмертном сообщении нет!
— Так вот. Наши родители составляли девятку.
— Как, Мяфа? Это же запрещено! Каждое поколение меняет состав экипажа, чтобы усилить интеллектуальный поток! Твой отец и мой попали в одну девятку?
— И твой, и мой, и Орла, и Всученого, и других. И деды наши были в той же девятке.
— Но это же торможение развития. Зачем?
— Мы — опальная девятка. Нас нельзя вводить в состав других девяток — гены подпорчены.
— Какие? Ты имеешь в виду Липу?
— Липа — наш апофеоз. А начали деды.
Умеет Верный появляться: едва я поголубел, а он меня уже за щупальце хватает.
— Достаточно, — говорит, — он и от этого синий. Эй, Подарёный, тебе что, с нами плохо?
— Нет, — пищу я, — хорошо, но…
— А вот «Но» оставим, — решительно рубит Верный. — Всё и всегда имеет «Но», но… зачем о нём страдать?
Пробегающий мимо Всученый советует отрубона из киви, Верный с ним ругается, Мяфа хихикает.
А ведь я их люблю!
* * *
Да, планета — загляденье. Правда, мне делать почти нечего — разве что изучать метод их Объединения и тиражирования, тряхнуть знаниями, полученными от деда: вот и они пригодились. Зато все другие мои приятели в восторге. Липа весь почернел: тут есть расы, окрашенные по-разному. Так Липа теперь поёт и пляшет зажигательные танцы в кругу угольно-чёрных предков. Сетует только, что меняться почти не надо — только щупальцев убавить да ручные придатки отрастить. Тройки у них непостоянные, сходятся — расходятся, всегда можно изобразить одиночку в поиске. Липа цветёт — у него нет отбоя от предложений, вскружил там чёрные головы предков, кокетник. Или кокетун? Мяфа никак не найдёт подходящего слова в богатом языке Шурина. Всученый же окрасился в красный, будто всё время стесняется, носит умопомрачительные одежды — весь в бахроме, стекляшках и цветочках. И — перья в бороде! Как не чихает — ума не приложу. Орёл занят шпионской работой — копирует важных лиц и посещает странные места, где много машин для уничтожения троек. Это уму непостижимо. Орёл говорит, когда перепроизводство троек, всегда возникают военные (термин засекречен правительством Окты).
