Эракоум поклялась, что сегодня вечером она станет такой женщиной.
Она остановилась, чтобы выдохнуть воздух и осмотреть местность. Фьорд окамляли обрывы, и воды в нем были более спокойные, чем в море, сверкающие от лучей солнца с востока. Темный участок земли указывал на массу летящей сорной травы. Могут ли это быть растения того вида, от которого отпочковались Летуны в их отвратительном детстве? Эракоум не могла сказать это на таком расстоянии. Иногда доблестные члены ее расы рисковали отправиться на бревнах в попытке достичь этих мест, чтобы уничтожить их; но они заканчивались неудачно, и часто тонули в этих громадных волнах.
Запад вставал неровной полосой усеянных лесами холмов в тех местах, где воцарялась тьма. На фоне их теней на земле танцевали, вспыхивая, искорки золота, тысячами… миллионами. Это были крохотные клещи-огневки. Через более чем сто дней и ночей появятся первые яйца, затем черви, и они глубоко закопаются в лесную почву. Сейчас Сархауз проходил мимо Мардудека тем путем, который загадочным образом взывал к ним. Они выбирались на поверхность, распрямляли крылья, которые вырастали у них, а затем взлетали ввысь, сверкая, чтобы дать потомство.
Когда-то это значило для Народа не более, чем просто приятное зрелище. Затем возникла нужда — убивать Летунов… и Летуны собирались ордами, чтобы накормить другие рои. Низко зависнув в безмятежности, они становились еще более уязвимыми к различного рода неожиданностям, чем обычно. Эракоум подняла копье с обсидиановым наконечником. Еще пять было у нее за спиной. Несколько из их числа осталось на весь день устраивать гнезда и западни, но она полагала это непрактичным; схватка с Летунами не походила на обычную с крылатыми созданиями. Как бы то ни было, она хотела метнуть копье, сбить вниз жертву, самой погрузить когти в ее тонкую плоть!
Вокруг шептала ночь. Ее опьяняли запахи почвы, цветения, гнили, нектара, крови, борьбы. Тепло от Мардудека струилось сквозь холодный бриз, омывая ее кожу. Частично промелькнувшие быстро перемещающиеся фигуры, частично слышимые по звукам шуршания кустарника, были ее товарищами. Они не собирались в одну компанию, а следовали курсом, который каждый считал для себя подходящим, но находясь в более-менее достаточной близости, чтобы расслышать сигнал свиста, который подал бы тот, кто первым заметит либо убьет Летуна.
Эракоум дальше всех отдалилась от ближайшего товарища.
Остальные опасались, что луч света, устремлявшийся вверх от небольшой пластины на ее голове, отпугнет их. Она же считала это невероятным — таким слабым был этот голубоватый свет. Человек по имени Хью хорошо заплатил ей торговыми вещами, чтобы она несла на себе этот талисман, когда он ей скажет, а затем обсуждать с ним ее ощущения. С ее же стороны она чувствовала смутное нервное возбуждение в такие моменты, ни на что в мире не похожее, и к ней приходили знания как бы во сне, но более реальные. Эти приобретения стоили легкого затруднения в моменты охоты… даже в сегодняшней.
Более того — было нечто, о чем она не рассказывала Хью, потому что он не говорил с ней раньше. Как раз о том, что она узнала от этой сверкающей пластинки. У одного Летуна была такая же, и он также находился в таинственном контакте с человеком.
Эти большие гротескные существа были по-честному нейтральны в борьбе Народа и Летунов. Эракоум fie обвиняла их за это. Здесь не было их дома, и нельзя было предполагать, что их заботит, станет или нет местность тут необитаемой и безлюдной. И все же она практично сделала заключение, что они попытаются сохранить в своем убежище равные тесные отношения с членами обоих племен.
Если Хью так жаждет, чтобы она всей душой была связана с ним этой ночью, несомненно, второй человек желает того же самого и с Летуном. С каким наслаждением она прикончила бы этого Летуна. Кроме того, ее могли заметить, когда она путешествовала в бледном свете среди огневок и звезд, и таким образом привести к себе целую группу врагов. Отдохнув, она потрусила вперед в глубь острова.
Эракоум охотилась…
Янника Резек испытывала постоянную ностальгию к Земле, где она никогда не жила.
Ее родители были политическими противниками правительства Данубианской Федерации. Оно проинформировало их, что им нет нужды менять свои взгляды, если они желают представлять свою страну в составе людей, отправляющихся следующим рейсом на Медею. Едва ли у них был выбор. Тем не менее отец сказал ей впоследствии, что его последней мыслью перед погружением в бесчувственное состояние была ирония, что, когда он пробудится, никого из его судей не будет в живых и никто не вспомнит, каковы были его суждения, никого это не будет заботить. Как бы то ни было, он понимал, что больше его целью жизни не будет борьба с Данубианской Федерацией.
Это правило оставалось в силе: никто, за исключением экипажей кораблей, не отправлялся в обратном направлении. Путешествие было слишком дорогим, чтобы доставить пассажира на Землю, где бы он стал бесполезным, никому не нужным отверженным из давно минувшей истории. Муж и жена стали заниматься тем, чем они могли принести максимальную пользу в своей ссылке. Поскольку они оба были физиками, их с радостью приняли в Армстронге и его сельской глубинке. По самым скромным стандартам Медеи они преуспевали, добившись в конце концов редкой привилегии. Уровень населения людей был установлен законом. Большее количество населения переполнило бы ограниченные районы, подходящие для устройства поселений, так же, как привело бы к опустошению среды, ради изучения которой и существовала колония. Для уравновешивания неудач в воспроизводстве рода нескольким парам в поколении разрешалось иметь трех детей. И семья Янники была в их числе.
Таким образом каждый, включая волей-неволей и ее самое, считал, что у нее было счастливое детство. Также как и высокоцивилизованное. На молекулярных катушках, хранимых в Центре, была записана основная часть всей культуры человечества. Наконец промышленность в достаточной мере развилась, так что преуспевающие семьи могли иметь устройства, которые воспроизводили по желанию мельчайшие голографические и стереографические детали. Ее родители воспользовались этим преимуществом, чтобы успокоить чувство ностальгии, никогда не задумываясь, что оно могло сделать с более молодыми сердцами. Янника взрослела среди живописных привидений, старые башни Праги, весна в Бёхмервальде, Рождество в деревне, которой едва лишь коснулись века, концертный зал, в котором гремела блистательная музыка, восхищающая празднично разодетую публику, численность которой превышала население жителей в Армстронге, повтор событий, потрясших Землю, песни, поэмы, книги, легенды, сказки… Иногда она спрашивала себя, а не потому ли она стала ксенологом, что аураниды были изящными, сообразительными волшебными существами из сказок.
