Светлый ветер гуляет над водой, над яркими берегами. Волны озаряют мои руки, выбрасываемые вперед саженками. Тонко поют звезды. Течет Волга, Земля летит в космическом пространстве… Ну-ка резвей, чтобы согреться!
— Та-димм… та-дамм-та-димм! Мы еще поборемся!
Вопрос о роли личности в истории сложен прежде всего потому, что его невозможно проверить экспериментально. Можно до хрипоты спорить о том, как развивались бы те или иные события в случае участия в них тех или иных людей, но на практике мы не можем проверить, сколь радикально изменилась бы глобальная ситуация в мире в результате замены одной личности на другую. Тем не менее, даже соглашаясь со Львом Толстым в том, что «история есть равнодействующая миллионов воль», мы подсознательно уверены в обратном. Кто из нас не говорил в запальчивости: «Да я бы на его месте!»? Автоматически не учитывая того, что какие‑то причины помешали нам оказаться на ТОМ месте, и не задумываясь о том, что мы можем сделать на СВОЕМ месте…
Тем не менее следует, видимо, согласиться с тем, что роль отдельной личности существенно возрастает по мере того, как увеличивается ее энерговооруженность. Энергетические возможности Александра Македонского на порядки ниже возможностей любого современного военачальника. И эти возможности постоянно растут. Как только мы дойдем до того, что отдельный человек будет в состоянии уничтожить планету Земля со всем, что на ней находится, спорить о роли личности, боюсь, будет просто некому…
Особняком стоят люди, которые постоянно эту самую энерговооруженность повышают. Имеются в виду те, кто открывают законы природы, и те, кто, руководствуясь этими новыми законами, изобретают новые устройства. Ученые и изобретатели, странные люди, «желающие странного», создающие новое, казалось бы, из ничего, но на самом деле использующие для создания нового подручные средства, имеющиеся в наличии и доступные практически всем. Вот только нужно суметь увидеть эти средства, соединить их по- новому… О том, насколько существенно изменение мира в результате действий таких отдельных личностей, тоже можно спорить. Действительно, известны многие открытия и изобретения, созданные практически одновременно параллельно, и тогда получается, что роль конкретного изобретателя как бы нивелируется, не он, так кто‑нибудь другой придумал бы. Но история подбрасывает нам и такие случаи, когда все готово для открытия или изобретения, но не находится умельца, который бы придуман новое, и приход этого нового в наш мир откладывается на десятилетия, а иногда и на века. Закономерность это или случайность?
Все книги Владимира Ивановича Савченко именно о таких людях. Возможно, потому, что автор, инженер–электрик по образованию, сам такой. Он начинал писать в середине 50–х годов, когда в Советском Союзе безраздельно господствовала так называемая фантастика «ближнего прицела», в которой и ракеты летали «низехонько», не выше крокодила из анекдота, и в будущее заглядывать разрешалось недалеко, и изобретать можно было лишь такие вещи, которые укладывались в утвержденные планами пятилеток рамки.
Владимиру Савченко в таких рамках делать было нечего. И уже ранние произведения молодого автора показали, что его интересуют «безумные» гипотезы современной науки: парадоксы теории относительности, антивещество, кристаллическо–кибернетическая внеземная жизнь, анабиоз, планетарная инженерия. Детальное и скрупулезное исследование возможных последствий фантастического допущения, тщательное продумывание изменений, которые может вызвать новое в мире, характерно было уже для первых рассказов Савченко. Но это исследование могло бы остаться красивой многоцветной картинкой, повествующей о приключениях разума, если бы с самого начала писателя не волновало другое: а как, собственно, новое открытие или изобретение повлияет на жизнь общества? Что принесет оно в мир, чем обернется для человечества, радостью или бедой, какие именно изменения вызовет в существовании людей?
Такое сочетание оригинальных научно–фантастических идей с обязательным исследованием социальных последствий, вызванных приходом нового, уже в 60–е годы вывело Владимира Савченко в первые ряды отечественной фантастики. Он стал одним из первых создателей этики будущего в нашей литературе.
Своего рода творческое кредо писатель высказал уже в «Черных звездах», одной из первых повестей, вложив его в уста Ивана Гавриловича Голуба: «Думали ли вы, каким будет человек через тысячу лет? /…/ Каждый человек будет писателем, чтобы выразительно излагать свои чувства и мысли; художником, чтобы зримо, объемно и ярко выражать свое понимание и красоту мира; ученым, чтобы творчески двигать науку; философом, чтобы мыслить самостоятельно; музыкантом, чтобы понимать и высказывать в звуках тончайшие движения души; инженером, потому что он будет жить в мире техники». Правда, заглядывать на тысячу лет вперед Владимир Савченко практически не стал, повествуя в основном о наших современниках, но постарался наделить своих персонажей уже сейчас хотя бы частичным набором спектра широкой одаренности.
Конечно, всем известно, что время энциклопедистов «безвозвратно» ушло, количество познанного человечеством стремительно увеличивается, времени в сутках мало, тут хоть в какой‑то одной области немножко бы разобраться. И в то же время цивилизация наша скользит в сторону «удовлетворения потребностей», растет количество соблазнов, разнообразится парк развлечений… И как сто, как двести, как тысячу лет назад многие спокойно решают: «А гори оно ясным огнем!» — и позволяют жизни увлечь себя в карнавалы. А ведь кажущееся противоречие и утопичность идеи широкой одаренности — это всего лишь вызов «косной» природы, вызов, который следует принять и попытаться преодолеть.
В уста героя романа «Открытие себя» Владимир Савченко вложил слова, которые целиком можно применить и к сути его книг: «Свобода — это возможность выбирать варианты своего поведения, ее исток — знание. С тех пор каждое открытие, каждое изобретение давало людям новые возможности, делало их все более свободными. /…/ Свобода… Это не просто: осознать свою свободу в современном мире, умно и трезво выбирать варианты своего поведения. Над человеком тяготеют миллионы лет прошлого, когда биологические законы однозначно определяли поведение его животных Предков и все было просто. И сейчас он норовит свалить свои ошибки и глупости на силу обстоятельств, на злой рок, возложить надежды на бога, на сильную личность, на удачу — лишь бы не на себя. А когда надежды рушатся, ищут и находят козла отпущения; сами же люди, возложившие надежды, ни при чем! В сущности, люди, идущие по линии наименьшего сопротивления, не знают свободы…»
